На берегу Днепра

— Вас ждут! — повторил Кухтин, и Тихорецкая направилась к окну.

После этого Кухтин осветил карманным фонарем комнату и открыл дверь. Вслед за ним в комнату тихо вошел Кауров. Лавочник спал в соседней комнате. Кухтин дулом пистолета легонько постучал ему в грудь.

Лавочник открыл глаза и, увидев наставленный на него пистолет, испуганно вскрикнул.

— Тише, тише! — предупредил его Кухтин. — Подымайся — и ни единого слова. В случае чего — пристрелю… — И он угрожающе поднял пистолет.

Старик не двигался.

— Ну-ка, дед, поднимайся! — поторопил его появившийся рядом с Кухтиным Антон Кауров. — Мы ведь спешим, не задерживай. — И он приподнял старика с постели, поставил его на ноги. — Одевайся, одевайся. Где штаны-то твои?.. Вот они!.. На-ко, надень.

Старик молча протянул руку к одежде.

— Постой! Там ничего нет такого? — Кауров торопливо ощупал карманы: у Луцюка могло быть оружие. — Все в порядке!

Луцюк стал одеваться.

— А ну-ка, Антоша, посмотри под подушку! — сказал Кухтин.

Кауров запустил руку под подушку и извлек новенький немецкий кольт.

— Ай-яй-яй-яй-яй! — закачал головою Кауров. — Такой старый человек, а все еще игрушками увлекается. Ну к чему он вам? Он ведь выстрелить может!

Кауров спрятал пистолет в карман и снова нырнул рукой под подушку. На этот раз в руке у него оказалась большая связка ключей.

— И это, — Кауров загремел ключами, — вам тоже теперь не понадобится. — И он пошел открывать двери магазина.

Луцюк оделся, и Кухтин, приказав ему поднять руки, вывел его в сени.

Бледный и дрожащий, предатель прислонился к стене, с ненавистью посматривая на солдат, выносивших из его магазина мешки. «Пропал я теперь, убьют они меня!» — подумал он. И от этого ему стало даже жарко и душно. Он хотел расстегнуть воротник, но руки опустить нельзя. Рядом стоит так хорошо одурачивший его человек в мундире ефрейтора. «А я ведь поверил ему, распинался перед ним, а он, как видно, партизан. Эх, так обидно! Да и как провел меня, сукин сын! Как мальчишку обвел вокруг пальца, — пришел, высмотрел все, а теперь!..»

— А ведь твой приятель, дед, — перебил его мысли Кауров, — этот самый Фриц Карлович Редель не доехал до Канева. Мы с ним в дороге встретились, поскандалили немного, ну и… приказал он долго жить.

Лавочник промолчал.

— Ну все, Антон! Можно ехать, — подойдя к Каурову, сказал Сидоров.

Кауров вышел, а вслед за ним Кухтин вывел на улицу и лавочника. Здесь стояла уже нагруженная мешками с солью, сахаром и мукою подвода. Его усадили среди мешков.

— Трогай! — скомандовал Никита Назаренко.

Подвода тронулась. Солдаты стали подталкивать ее. Выехали на огороды и прямо через поле направились в сторону леса.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Сидоров был не в духе. В ночь, когда он был в Сахновке, в бригаду прилетали самолеты. Аня была на борту самолета и, так и не повидавшись с ним, улетела. Улетела и даже не передала привета. Все это взволновало Алексея, и он не находил себе места.

Товарищи, разумеется, сейчас же разгадали его состояние. Правда, они, как, впрочем, и сам Сидоров, не знали того, что Аня искала Сидорова, спрашивала о нем и что один солдат взялся привести ее к нему, но, как выяснилось, то был другой Сидоров. После этого Аня узнала у Черноусова, что Сидоров отсутствует, и попросила майора передать ему письмо.

После возвращения Сидорова из Сахновки майор видел его и уже полез в планшет, чтобы достать письмо и передать его проходившему стороной солдату, но в это время его окликнул Захарчук. Полковник отдал ему какое-то распоряжение, и майору стало не до письма. Да и Сидоров скрылся из виду.

И теперь Сидоров бродил среди землянок партизанского лагеря хмурый и потерянный. Но вот его внимание привлек разговор возле землянки командира отряда Колодченко. По голосу он узнал белоголового партизана Степана, который громко и сердито кричал на воспитанника Колодченко Сеньку, маленького и шустрого подростка.

— Ты мне брось эти штучки!..

— Приказано не пускать. Командиры что-то плануют, — отвечал Сенька.

— Да подь ты к черту со своими планами! Сказано пускай, значит, пускай. По срочному делу я.

— Не пущу! — упрямился Сенька.

— От окаянная твоя душа! А ну, отойди от двери.

— Не толкайтесь, я на посту, — сурово проговорил высоким ломким голосом подросток.

— Сеня! — приоткрыв дверь, крикнул Колодченко. — Кто там? Пусть зайдет.

— Ну вот, теперь можно, — очень серьезно объявил Сенька.

— Ух, окаянный, и упрям же! — переступив порог землянки, сердито проворчал Степан. — Говорю, по срочному делу, а он — не пущу да не пущу.

— И правильно делает. Так ему приказано. Ну что? — низким простуженным голосом проговорил Колодченко, бросая на партизана усталый, недовольный взгляд.

— Я только что из Сахновки.

— Ну?

— Немцы схватили Савелия и Антона Каурова.

— Да как же так? — удивился Колодченко.

— Подробностей пока не знаю, но боюсь…

— Подожди, не каркай, — с ноткой недовольства в голосе оборвал его командир отряда. — Савелий ничего не скажет. Я ручаюсь за него.

Дверь землянки была прикрыта неплотно, и услышавший о происшедшем в Сахновке Сидоров заторопился к себе в землянку.