На берегу Днепра

Федор вывел товарища в сенцы, о чем-то поговорил с ним, а когда вернулся обратно в хату, то застал мать стоявшей на коленях перед Иконой. Отвешивая низкие поклоны, она усердно молилась богу. Она вслух просила Иисуса Христа покарать виновников смерти ее сына, помочь русским людям изгнать с родной земли этих жестоких иностранцев.

Федор с тоскою посмотрел на мать и в раздумье зашагал по хате. Ему стало очень жаль ее, а потому и захотелось быстрее уйти из этого ада, начать мстить немцам за Леньку, Савелия Лукича и других невинно погибших людей. Он уже решил, что будет партизанить, обязательно поймает коменданта и лично с ним расправится.

Так рассуждал Федор, нервно расхаживая по своей маленькой хате, и вдруг, посмотрев на окно, испуганно остановился.

На мокром стекле он увидел чей-то расплюснутый нос и высокую немецкую фуражку со свастикой.

— Мама, фашисты!

Кабаниха торопливо встала и округленными глазами молча уставилась на дверь. Лицо ее стало бледным, в глазах застыли испуг и тревога.

В сенцах зашаркали ногами. Дверь без стука распахнулась, и в избу вошли три невысоких, тщедушных солдата.

— Вот, хозяйка, привел тебе людей на постой, — сказал ей Тришка Наливайко. — Так что шевелись. Люди с дороги, умыться им надо, ну и покушать чего-нибудь приготовь… За делами-то и забудешь свое горе. Кабаниха молчала.

— Пожалуйста, господа, располагайтесь! — раскланивался перед солдатами Тришка Наливайко.

Один из солдат одобрительно кивнул головой, стал раздеваться. Два других, поставив к стене автоматы, стали снимать свои длинные, забрызганные грязью шинели.

— Дров принеси, воды нагреть надо, — распоряжался Тришка Наливайко.

Кабаниха принесла дров, развела огонь. Федор куда-то вышел. Вернулся он поздно. В доме все уже спали. На кровати, застланной белым одеялом, прямо в сапогах лежал солдат. На полу, также не раздеваясь, спали его два товарища.

Увидев сына, Кабаниха поманила его к себе, шепнула на ухо:

— Где был?

— Так, у соседей задержался.

— А про Леньку не узнал? Куда они дели его?

— В овраге всех их зарыли.

— Ах ты ж, господи боже мой! Надо же было этому случиться! — снова заплакала старая женщина.

— Не надо, мама. Успокойся. За Леньку я отомщу. Это им так не пройдет.

— Тише, сыночек, тише! — настороженно зашептала мать сыну. Не ровен час — услышат нас, да с пьяных глаз-то и прибьют.

— Не прибьют.

— А ты не храбрись. Ложись да спи. Так лучше будет.

— А где ложиться-то? — спросил Федор, с сожалением посматривая на запачканное белое одеяло.

— Да вот здесь, возле печи, на лавке ложись. На твоей-то вишь кто спит?

Федор, не раздеваясь, прилег. Однако уснуть он не мог. Мысли, словно рой пчел, опережая одна другую, будоражили голову, мешали забыться. Не спала и мать. Изредка она всхлипывала. Потом ей показалось, что кто-то из спящих в избе встал.

— Кто это? — дрогнувшим голосом тихо спросила она.

— Я, — нехотя отозвался Федор.

— Чего не спишь-то? Ложись.

— Сейчас, — досадуя на некстати проснувшуюся мать, ответил он.

— А это зачем? — встревоженно зашептала Кабаниха, увидев блеснувший в темноте топор.

— Так надо! Вы спите, мама!

— Не надо, сынок! Не надо! — умоляюще прошептала она.

— Молчите, мама! — только и смог ответить ей Федор, еще крепче сжимая в руке дубовое топорище.

— Не надо!.. Вон их сколько!

— Молчите, мать! — прошептал Федор, решительно шагнув к спящим солдатам. Последовал один, затем другой и третий глухие удары топора.

— Что ты наделал?! — в ужасе вскрикнула Кабаниха.

— То же, что делают они с нами, — срывающимся голосом ответил Федор.

Он подобрал с пола три немецких автомата, повесил их себе на плечо и, обняв мать, сказал:

— Пойдемте, мама, нас ждут! Хорошие люди ждут!

…В эту ночь все, кто был способен носить оружие, ушли в лес, к партизанам. А несколько дней спустя после казни Каурова и Савелия Лукича по приказанию Захарчука батальоны Черноусова и Михайлова совместно с отрядом Колодченко окружили Сахновку и полностью уничтожили стоящий там гарнизон гитлеровцев. Сам комендант был взят в плен и по настоянию крестьян предан военно-полевому суду. Очень хотелось Кухтину и его друзьям то же сделать и с полицаем Тришкой Наливайко, но он успел скрыться.

4

Кухтин долго не мог забыть гибели Антона Каурова, с которым он крепко сдружился. Участие в операции по разгрому гарнизона в Сахновке и то, что комендант — главный виновник смерти Каурова — был взят в плен, помогли ему пережить свое горе. Он стал более разговорчив и даже поделился своими сокровенными мыслями с Сидоровым. Кухтин рассказал другу, что если останется жив, то после войны обязательно женится на партизанке Насте.

— Только, — шептал он ему на ухо, — она не хочет ехать в Москву. Говорит, не любит шумных городов. К себе в село зовет. А в селе-то что же я делать буду? Я же верхолаз.

— Ничего, в колхозе для тебя работа найдется, — успокоил его Сидоров.

— Это так, — согласился Кухтин, — вот только жаль профессию менять.

В землянку вошел Василий Будрин, а вместе с ним рыжеволосый солдат, которого Сидоров до сих пор не знал.

— Вот этот товарищ, — Будрин ткнул пальцем в грудь Алексея, — и есть наш Сидоров.