— Слушаюсь! — ответил майор и скрылся в темноте.
— А много у вас раненых?
— Не очень! Но в качестве нагрузки мы посадим к вам пять немцев. Пять немецких офицеров. Да еще каких! Эсэсовцев. Двух лейтенантов и трех майоров.
— Давайте! Мы и такой груз доставим! — засмеялась Барышева.
— Ну что же, товарищи! Пойдем ко мне в землянку. Угощу горячим чаем, — предложил Захарчук.
— Горячим чаем?
— Горячим, — подтвердил комбриг.
— Тогда пойдем, — согласилась капитан.
— Постойте! — воскликнула Барышева. — А куда же делась наша Листопадова?
— Родственника она встретила. Вон там они сидят, — ответил рядом стоявший солдат.
Пилот вскинула на солдата глаза, но ничего не сказала. Она сразу же догадалась, кого встретила Аня.
Офицеры пришли в землянку, разделись, сели за стол, стали ужинать. Пилот, радистка и врач рассказали Захарчуку и Рыбину о новостях по ту сторону фронта, о том, что в Москве внешне все выглядит почти совсем по-мирному, что люди не только много трудятся, но и ходят иногда друг к другу в гости, что работают кино и театры, правда залы кино не отапливаются и виден пар от дыхания, а в театры теперь многие не стесняются приходить в валенках. И это считается вполне приличным.
А штурман в это время сидела на стволе сваленного у опушки леса дерева и тихо разговаривала с Алексеем Сидоровым. Она заставила его подробно рассказать, как он летел с нераскрытым парашютом, что чувствовал и как приземлился.
Алексей рассказал.
— Горячий ты очень! Мог разбиться. Больше так не делай!
— Слушаюсь, — засмеялся Алексей.
— Нет! Я серьезно говорю.
— И я серьезно.
— Экий ты, право!
Помолчали. Потом Сидоров вздохнул и сказал:
— Тебе отдохнуть надо. Может быть, пойдем?
— Нет, нет! Я не устала. Посидим еще немного, а потом пойдем. Хорошо здесь, тихо. — И, повременив немного, почти прошептала: — Вот встретила тебя, узнала, что ты благополучно приземлился, и так легко и радостно стало на сердце, что даже петь хочется. И лес здесь очень хороший. Так бы вот всю ночь и просидела на этом дереве.
Сидоров в ответ погладил ее руку.
После этого сидели молча, счастливые, довольные этой встречей и друг другом. Обоим хотелось сказать что-то особенно значительное, но ни у нее, ни у него не находилось нужных слов.
— Аня! Где ты? — окликнули из чащи.
— Здесь я. Иди сюда! — отозвалась Листопадова.
К ним подошла высокая, стройная девушка в хорошо подогнанной военной форме.
— Знакомьтесь! — сказала Аня. — Это тот самый товарищ, о котором я тебе рассказывала.
— Очень приятно! Ирина Барышева, — отрекомендовалась она.
— Алексей Сидоров! — ответил солдат.
— Это у вас в самолете распустился парашют?
— Да, у меня.
— И вы прыгнули.
— А что мне оставалось делать?
— Ну, допустим, вернулись бы обратно на аэродром…
Они долго еще оживленно разговаривали, шутили, смеялись, потом встали и пошли к самолету. В нем уже разместили раненых и отдельно, в углу, по просьбе врача связанных по рукам и ногам пленных офицеров.
Самолет на руках развернули, и после тщательного осмотра взлетной площадки экипаж занял свои места. Аня стояла у двери, а Сидоров тут же, возле самолета. Они глазами прощались друг с другом. Надолго ли? Оба, разумеется, не знали этого.
— Послушайте, товарищ! Возьмите вот это, — торопливо обратился к штурману подбежавший пулеметчик Шахудинов.
— Что это? — спросила Аня.
— Письма, солдатские письма. Пусть наши жены получат их и знают, что мы живы, здоровы.
— Ну, давайте, давайте! — ответила Листопадова, протянув руку. Но маленький Шахудинов никак не мог дотянуться до ее руки. Тогда Сидоров молча взял у него толстую пачку солдатских писем и подал Листопадовой.
— Спасибо, — сказала она и тут же спросила: — И твое здесь?
— Нет, — угрюмо ответил Алексей, поглаживая рукой свои смоляные кудри.
— Почему?
— Некому писать.
— А матери?
— Нет ее больше в живых. Умерла, — ответил Сидоров и, немного помолчав, тихо спросил: — Ну, а ваши как? Что поделывают Архип Петрович и Надежда Константиновна?
— Ничего, спасибо? Живы-здоровы пока. Трудятся. Они теперь под Москвой живут.
— Привет им сердечный.
— Передам. Рады будут за тебя.
Листопадова что-то еще сказала, но в это время заработали моторы, и Сидоров не расслышал ее последних слов.
Самолет включил фары, вздрогнул и стремительно покатился по поляне. Он отделился от земли и через мгновение растворился в беззвездном, темно-сером небе.
Новая встреча с Листопадовой снова взволновала майора Черноусова. Да, она определенно чем-то напоминала Полину. Но чем именно, Черноусов так и не уловил. И вот теперь, когда ночная мгла поглотила самолет, он, вернувшись в землянку, достал из планшета фотографию, пододвинул тусклый светильник.
Майор долго молча рассматривал карточку, потом спрятал ее в карман, стал готовиться ко сну. Он разделся, погасил светильник и улегся спать. Однако заснуть долго не мог. Перед глазами все время маячил Василий Мешков.