В доме наступила тишина. Но уже в следующее мгновение она была нарушена: кто-то, видимо с испуга, уронил бокал. Упав на пол, он прозвенел серебром и разбился на мелкие части. Затем снова стало тихо.
— Руки вверх! — уже более грозно скомандовал Сидоров.
Побледневшие гитлеровцы переглянулись. Потом вверх поднялось восемь пар рук и столько же неподвижных испуганных глаз уставились на взволнованное лицо советского солдата и спокойно стоявшего с ним рядом человека в форме гитлеровского офицера. На них, не совсем еще представляя, что произошло, смотрели пять офицеров, две молодые немки и одна русская девушка.
Тихо скрипнула входная дверь. В дом вошли Угрюмов, Кухтин, Шахудинов и Удальцов.
— Разоружить и связать! — властно приказал Сидоров.
Солдаты торопливо вывели из-за стола офицеров, начали связывать им руки.
Сидоров отодвинул стул, шагнул к одному из гитлеровцев, но тот вдруг ударил кулаком по подвешенной к потолку керосиновой лампе.
Стекло разлетелось, но сама лампа каким-то чудом удержалась на крючке и даже не погасла. Описывая над столом круги, она качалась из стороны в сторону, бросая по стенам потемневшей комнаты причудливые тени.
Женщины истерично вскрикнули. Сидоров с размаху ударил кулаком эсэсовца по голове и сбил его с ног. Затем подскочил Удальцов.
— Веди всех в балку. Там меня подождете. Все идите! Со мной останутся Угрюмов и Кауров. Надо же узнать, кто это такие, — и Сидоров движением руки указал на женщин.
При этих словах молодая, лет восемнадцати, русская девушка беспокойно забегала по комнате глазами. Алексей заметил это и немедленно же осмотрел остальные комнаты. Но там никого не оказалось. Он вернулся в горницу.
— Кто хозяин дома?
Женщины промолчали.
— Я спрашиваю: кто хозяин этого дома? — более громко повторил Сидоров.
Девушка робко ответила:
— Бабушка моя хозяйка.
— А где она?
— Вон там, — так же робко и тихо ответила она, указав кивком головы на кровать.
Сидоров перевел взгляд и только тут заметил торчащие из-под кровати ноги, обутые в старые, рваные опорки. С перепугу старуха залезла под кровать и лежала там ни жива ни мертва. Когда она проявила такую прыть и как это ей удалось, никто не заметил.
— А ну-ка, бабушка, вылазь! — заглядывая под кровать, сказал ей Сидоров.
Старуха не двигалась. Тогда Сидоров приказал Угрюмову извлечь ее оттуда.
Перепуганная, ничего не понимающая, хозяйка дома тупо уставилась на одетого в немецкую форму Каурова и вдруг заголосила на весь дом:
— Да голубчик ты мой, родненький! Да не убивай ты меня, пожалей, старую.
— Тсс! Бабушка! Не шуми. Никто тебя убивать не будет. А вот скажи-ка лучше, кто это такие, что за народ? — спросил Сидоров.
— Да миленький ты мой, да почем я знаю? Пришли, заняли дом и живут себе. Не знаю я их, вот истинный крест, не знаю. Всякие здесь ходят, не поймешь, кого и слушаться-то.
— А ведь я, бабушка, солдат Советской Армии.
— Ась! — вскрикнула она, и в ее выцветших глазах сверкнул огонек радости. Но тут же она усомнилась и нараспев протянула: — Шуткуешь, милый, шуткуешь.
— Зачем же? Правду говорю. Ну ладно! Что это за женщины? Откуда они?
— Это внучка моя. Сиротка.
— Так. Ну, а вот это кто такие? — Сидоров снял фуражку, погладил рукой свои кудри.
— А это приезжие. Офицерские жены они.
— Немки?
— Да, кажись, немки. По-нашему говорить не умеют.
— Понятно! — сказал Сидоров, внимательно рассматривая внучку старухи. — А вот теперь, бабушка, скажи мне, зачем же ты свою внучку развращаешь?
— Неправда! — подала голос девушка. — Я не хотела, меня насильно усадили за стол. — И она заплакала.
В коридоре послышались шаги. В комнату вбежал часовой.
— Надо уходить! — торопливо сообщил он. — По дороге — развод.
Сидоров вскинул руку, посмотрел на часы.
— Пошли, товарищи! А ты, бабушка, со своими молодухами сиди смирненько. На улицу не выходи. Там, у выхода, мы мину заложили. Если только откроете дверь, весь дом на воздух взлетит. Понятно? — И он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Сидоров, конечно, никакой мины не заложил. Он сделал другое. Найденным в коридоре ломом подпер снаружи дверь, затем, тихо выйдя за калитку, скрылся в темноте.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Три ночи подряд с Большой земли в Яблоновский лес прилетали самолеты. Они сбросили десантникам запакованные в специальных мешках боеприпасы, продовольствие и снова улетели. Жить в лесу стало немного веселей. Появились патроны, появился и табачок.
Но не могут разделить этой радости раненые солдаты. Их набралось уже порядком.
Самолет за ранеными мог прилететь в любую ночь, но у десантников не было подходящей посадочной площадки. Посланные на розыски площадки несколько групп солдат ничего утешительного Захарчуку не принесли. Правда, в одном километре от них была очень большая и ровная поляна, зажатая со всех сторон высоким лесом, но она была слишком мала. Захарчук, сначала отказавшийся от этой площадки, снова решил ее осмотреть. Вместе с начальником штаба они промерили ее, сделали расчет и пришли к выводу, что опытный летчик на такой площадке самолет посадит.