НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

Пройти под отвесными струями падающей с высоты воды невозможно, и монахи еще в незапамятные времена прорыли тоннель, ведущий от верхней точки каньона вглубь пещеры.

Вход отыскать нетрудно. Летом, наверное, там зажигают свет, чтобы туристы не заблудились, но сейчас никого, кроме нас, нет и тоннель погружен в темноту.

– Идем? – спрашиваю я.

– Ну конечно! Положись на меня.

И проникнув в отверстие, проделанное рядом с водопадом, мы начали спуск. Нас окружала тьма, но мы знали, куда идем, – и ведь он просил положиться на него.

«Благодарю Тебя, Господи, – думала я, пока мы все глубже проникали в лоно земли. – Ибо я была заблудшей овцой, Ты же вернул меня в стадо. Ибо жизнь моя была мертва, Ты же возродил ее. Ибо любовь давно не жила в моем сердце, а Ты вновь одарил меня ее благодатью».

Я держалась за плечо моего возлюбленного, и он направлял мои шаги по темным дорогам, зная, что скоро вновь воссияет нам свет и возрадуемся мы. Очень может быть, что грядущее переменит роли – я, вооружась такой же любовью и такой же уверенностью, буду вести его, пока не окажемся в месте безопасном, и тогда мы отдохнем.

Мы шли медленно, и пути этому, казалось, не будет конца. Может быть, этот новый ритм знаменует собой окончание целой эпохи в моей жизни – когда ни единый лучик света не озарял ее. Шагая по этому тоннелю, я вспоминала, сколько же времени убила впустую, сидя сиднем на одном и том же месте, пытаясь пустить корни в почву, на которой ничего не растет и вырасти не может.

не надо подумать, отец мой. Я не знаю, так ли все это…

– Никто не знает, – отвечал он. – Многие родители совершают ошибки, потому что считают, будто знают, что лучше для их детей. Я тебе не отец и знаю, что поступаю не правильно. Однако должен исполнить то, что мне предначертано судьбой.

С каждой минутой меня охватывала все большая тревога.

– Не надо мешать ему, – сказала я. – Пусть он завершит свою молитву.

– Он должен быть не здесь. Он должен быть с тобой.

– Может быть, он сейчас беседует с Девой.

– Может быть. И все равно мы должны подойти к нему. Увидев меня с тобой, он поймет, что я рассказал тебе все. Он знает, о чем я думаю.

– Сегодня – праздник Непорочного Зачатия. Это особый день для него. Вчера вечером, у пещеры, я видела, как он счастлив.

– Праздник Непорочного Зачатия – праздник для всех, – отвечал он. – Но теперь уже я не желаю вести с тобой теологические дискуссии. Идем.

– Почему вы так спешите, отец мой? Почему непременно в эту самую минуту?

– Потому что знаю – в эту минуту он решает свое будущее. И может выбрать не правильный путь.

Я повернулась и по той же тропке, что привела нас к этому месту, зашагала вниз. Священник шел за мной.

– Что ты задумала? Разве ты не понимаешь – ты единственная, кто может спасти его?! Разве не видишь – он любит тебя и бросит ради тебя все?!

Я прибавляла и прибавляла шагу, и ему все труднее было поспевать за мной. Тем не менее он держался рядом.

– В этот самый миг он делает выбор. Он может принять решение оставить тебя! Борись за то, что любишь!

Но я не останавливалась. Я спешила как могла, оставляя позади эту гору, священника, необходимость выбора. Знаю – человек, вприпрыжку бегущий следом, читает мои мысли и знает, что все попытки вернуть меня – бесполезны. И все-таки он не отставал, настаивал, приводил новые доводы – боролся до конца.

И вот мы оказались у того камня, где полчаса назад остановились передохнуть, В изнеможении я опустилась на землю.

Я ни о чем не думала. Мне хотелось только сбежать отсюда, остаться одной, спокойно и не торопясь обо всем подумать.

Спустя несколько минут подошел, с трудом переводя дух, и священник.

– Видишь эти горы вокруг? – спросил он. – Им не надо молиться, ибо они сами – Божья молитва, потому что обрели в мире свое место и пребывают на нем. Они стояли здесь еще до того, как человек впервые взглянул на небо, услышал гром и спросил, кто сотворил все это. Мы рождаемся, страдаем, умираем, а они стоят неколебимо.

Приходит минута, когда мы обязаны задуматься – а нужны ли такие усилия? Почему бы не уподобиться этим горам – мудрым, древним, нашедшим себе подходящее место? Стоит ли рисковать всем ради того, чтобы преобразить полдесятка людей, которые мгновенно забывают все, что усвоили, и тотчас ввязываются в новую авантюру? Почему бы не подождать, пока определенное количество обезьян-людей научится тому, чему нужно, после чего эта наука нечувствительно и безболезненно распространится по всем остальным островам?

– Вы и вправду так думаете, отец мой?

На несколько мгновений он замолчал, а потом спросил:

– Ты читаешь мысли?

– Нет. Просто если бы вы так думали, то вряд ли избрали бы себе путь священнослужителя.

– Я часто пытаюсь осознать свою судьбу. И не могу. Я избрал себе удел воина Божьей рати, а все, что я сделал в жизни, сводится к попытке объяснить людям, почему существуют на свете нищета, страдание, несправедливость. Я прошу их быть добрыми христианами, а они меня спрашивают: «Как могу я веровать в Бога, если в мире столько горя и муки?»