НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

И я тогда принимаюсь объяснять то, чего объяснить нельзя. Произношу какие-то слова о Божьем замысле, о войнах, которые ведут ангелы, и о том, что все мы вовлечены в эту борьбу. Пытаюсь сказать, что, когда в мире у определенного числа людей появится достаточно веры для того, чтобы изменить этот сценарий, все прочие люди, где бы, в каком бы уголке нашей планеты ни жиля они, будут этой переменой облагодетельствованы. Но мне не верят. И ничего не делают.

– Они – точно такие, как горы, – сказала я. – Горы прекрасны. Тот, кто приблизится к ним, не сможет отделаться от мысли о величии Творца. Горы – живое свидетельство той любви, которую питает к нам Господь, но удел этих гор – всего лишь свидетельствовать о ней.

В отличие от рек, которые движутся и преобразуют пейзаж.

– Да, это так. Но отчего бы нам не стать такими, как они?

– Потому, должно быть, что горам сужден ужас ный удел, – ответила я. – Они обречены вечно созерцатъ один и тот же пейзаж.

Священник промолчал.

– Я училась для того, чтобы стать горой, – продолжала я. – Всему было предназначено и определено свое место. Я собиралась поступить на службу, выйти замуж, внушать религиозную доктрину моих предков моим детям, пусть даже я в нее больше не верю.

А сегодня я решила все бросить и следовать за человеком, которого люблю. И хорошо, что я вовремя отказалась от участи горы – долго бы все равно не выдержала.

– Ты говоришь мудро.

– И сама этому удивляюсь. Раньше я могла только вспоминать детские годы.

Я встала и двинулась дальше. Священник не пытался нарушить молчание и не заговаривал со мной до тех пор, пока мы не дошли до шоссе.

Я поцеловала ему руки.

– Я прощаюсь с вами, и на прощанье говорю, что понимаю вас и понимаю вашу любовь к нему.

Он улыбнулся, благословил меня и сказал:

– И я понимаю твою любовь к нему.

Весь остальной день я шла по долине. Играла в снежки, побывала в соседнем городке, съела в кафе сэндвич с гусиным паштетом, долго глядела на мальчишек, гонявших по снегу мяч.

Потом зашла в церковь, зажгла свечу. Закрыла глаза и стала повторять молитвы, которые выучила накануне. Потом, устремив неподвижный сосредоточенный взгляд на распятие перед алтарем, начала произносить лишенные смысла слова. Мало-помалу дар языков снизошел ко мне – это оказалось легче, чем мне думалось вначале.

Все это могло показаться глупостями – бормотать что-то бессвязное, произносить слова, ничего не говорящие нашему разуму. Но Святой Дух вступил в беседу с моей душой, и она слышала то, что должна была услышать.

Когда же я почувствовала, что очистилась достаточно, то закрыла глаза и прочла молитву:

"Пресвятая Дева, верни мне веру. Сделай так, чтобы и я сумела стать орудием Твоего труда. Дай мне возможность обрести постижение через любовь. Ибо любовь никого не отдаляет от своих мечтаний.

Сделай так, чтобы я стала союзницей и товарищем того, кого люблю. Помоги ему сделать все, что надлежит ему сделать, и при этом – рядом со мной".

Уже вечерело, когда я вернулась в Сент-Савен. Автомобиль стоял возле дома, где мы сняли комнату.

– Где ты была? – спросил он, едва завидев меня.

– Ходила, бродила, молилась, – ответила я. Он крепко обнял меня.

– Был момент, когда на меня напал страх – мне показалось, что ты ушла насовсем. На этом свете у меня нет ничего дороже, чем ты.

– А для меня – чем ты.

Мы остановились в каком-то городке, немного не доехав до Сан-Мартин-де-Ункса. Из-за того, что вчера шел снег с дождем, путь через Пиренеи занял больше времени, чем мы предполагали.

– Нам бы найти какую-нибудь харчевню, – сказал он, выскакивая из машины. – Умираю с голоду.

Я не шевельнулась.

– Ну что же ты? – он распахнул дверцу.

– Я хочу задать тебе один вопрос. Я не спрашивала тебя об этом со дня нашей встречи.

Он мигом перестал улыбаться, и меня рассмешила его внезапная встревоженность.

– Что-нибудь важное?

– Чрезвычайно важное, – ответила я, стараясь быть серьезной. – Итак, вопрос формулируется следующим образом: «Куда мы направляемся?»

И оба мы расхохотались.

– В Сарагосу, – не скрывая облегчения, ответил он.

Я выскочила из машины, и мы пошли на поиски ресторана, который был бы открыт в этот поздний ночной час. Казалось, что это дело безнадежное.

«А вот и не безнадежное. Другой со мной больше нет. Чудеса случаются», – сказала я себе, а вслух произнесла:

– Когда ты должен быть в Барселоне?

Он ничего не ответил, и лицо его оставалось сосредоточенным. «Надо избегать подобных вопросов, – подумала я. – А то он может подумать, будто я хочу влезть в его жизнь».

Мы в молчании прошли еще немного, и на площади этого крохотного городка увидели неоновую вывеску "Ресторан «Эль Соль».

– Открыто, давай зайдем, – вот и все, что он сказал.

Окруженные красными перцами анчоусы уложены на блюде в форме стрелы, а рядом – полупрозрачные ломтики овечьего сыра.

На середине стола стоят зажженная свеча и бутылка «Риохи».

– Средневековый погребок, – пояснил паренек-официант.

В этот поздний час в баре никого не было. Он поднялся, подошел к телефону, а потом вернулся за стол. Мне ужасно хотелось спросить, кому он звонил, но на этот раз я сумела сдержаться.