НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

– И мы вошли. Там было пусто и темно. Я пыталась определить, в чем же было знамение, но видела только обычный алтарь да статуи святых. Внезапно где-то наверху, где помещается орган, возникло какое-то движение.

Оказалось, что там, на хорах, несколько мальчиков с шестиструнными гитарами принялись настраивать инструменты. Мы решили присесть и немного послушать, а потом вновь пуститься в путь.

Чуть погодя к нам присоединился какой-то человек. Он был весел и кричал мальчикам, чтобы сыграли пасодобль.

– Надеюсь, они этого не сделали! – сказала женщина. – Пасодобли играют на бое быков.

– Не сделали. Но засмеялись и сыграли фламенко. Нам с моим другом все это показалось чудом – уютная темнота церкви, звон гитарных струн и этот весельчак, присевший с нами рядом.

Мало– помалу церковь заполнялась прихожанами, Музыканты продолжали играть фламенко, и все входившие улыбались, захваченные ритмом мелодии.

Мой друг спросил, буду ли я слушать мессу – скоро должна была начаться служба. Я отказалась, потому что нам предстоял еще долгий путь. Мы решили выйти, но сначала поблагодарить Господа за то, что в наших жизнях было еще одно прекрасное мгновение.

Подойдя к дверям, мы заметили, что очень много народа – чуть ли не все обитатели этого маленького городка – направляются к церкви. Я подумала, что это, быть может, последний целиком католический город в Испании – оттого, наверное, что мессы здесь проходят так весело и оживленно.

Садясь в машину, мы увидели траурный кортеж. Несли на руках гроб. Готовилось отпевание. Когда похоронная процессия вошла в двери храма, музыканты оборвали мелодию фламенко и заиграли реквием.

– Господи, упокой душу усопшего раба твоего, – перекрестясь, сказала женщина.

Я сделала то же и продолжала:

– Вот это и было знамением. Нам было возвещено, что конец всякой истории неизменно печален.

Женщина взглянула на меня и ничего не сказала. Потом вышла и тут же вернулась со стопкой бумаги и ручкой.

– Пойдем-ка наружу. Мы вышли. Рассветало.

– Дыши глубже, – попросила она. – Пусть утренняя свежесть проникнет в твои легкие, разбежится по крови. Ты вчера чудом осталась жива.

И судя по всему, ты и сама не понимаешь смысл той истории, которую только что мне рассказала. Ты увидела лишь ее печальный конец и забыла те счастливые мгновения, что были в церкви. Забыла, как показалось тебе – небеса спускаются на землю. Забыла, как думала – хорошо проживать все эти мгновения вместе и рядом с… – она помедлила и договорила, улыбнувшись и подмигнув:

– …твоим другом детства. Помнишь слова Иисуса: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Ибо Он знал, что смерти нет. Жизнь была до того, как мы появились на свет, и пребудет после того, как мы этот свет оставим.

У меня на глаза навернулись слезы.

– И то же самое происходит и с любовью, – продолжала она. – Она существовала раньше и будет существовать вечно.

– Мне кажется, вы знаете мою жизнь, – сказала я.

– У всех любовных историй – много общего. И мне в свое время пришлось пройти через это. Но я этого не помню. Помню, что любовь воскресла и вернулась в облике другого человека, новых надежд, новой мечты.

Она протянула мне бумагу и ручку.

– Напиши все, что чувствуешь. Извлеки эти чувства из своей души, излей их на бумагу, а потом выбрось. Легенда гласит, будто в Рио-Пьедра такая холодная вода, что все, попадающее в воды этой реки, – листья, насекомые, птичьи перья – со временем превращается в камни, устилающие ее русло. Как знать, может быть, полезно будет бросить в стремнину и страдание?

Она поцеловала меня и сказала, что, если захочу, могу вернуться к обеду.

– Не забудь! – крикнула она мне вслед. – Любовь пребудет вечно. Меняются возлюбленные.

Я засмеялась, она помахала мне рукой.

Я долго глядела на реку. Плакала до тех пор, пока не почувствовала – слезы иссякли.

И тогда я начала писать.

ЭПИЛОГ

День, и другой, и третий я писала. Каждое утро приходила я на берег реки. Ближе к вечеру появлялась та женщина и, взяв меня за руку, уводила к себе – в свою келью в старом монастыре.

Она стирала мою одежду, готовила немудрящий ужин, говорила о пустяках, укладывала меня спать.

Однажды утром, когда работа моя близилась к завершению, я услышала – подъехал автомобиль. Сердце мое замерло, потом заколотилось, но я не хотела верить тому, что оно говорило мне. Я уже чувствовала себя свободной от всего, я была готова вернуться в мир и снова стать его частью.

Самое трудное уже минуло, оставив по себе светлую печаль.

Но сердце не обмануло меня. Не поднимая глаз от рукописи, я ощутила присутствие, услышала его шаги.

– Пилар, – произнес он, садясь рядом.

Я не отозвалась. Продолжала писать, но мысли уже разбредались, и собрать их мне было не под силу. Сердце билось, трепыхалось так, словно хотело выскочить из груди, кинуться ему навстречу. Но я не пускала.

Он сидел, глядя на реку, а я без остановки водила пером по бумаге. Так прошло все утро – никто из нас не произносил ни слова, – и я вспомнила безмолвие той ночи у колодца, когда мне внезапно открылось – я люблю его.

Руку свело от усталости, и я остановилась. Тогда он сказал: