— А, поняла, поняла… Какая же я глупая!… Идем скорее, идем!…
— Поняла, да не совсем. Связь есть, но почему же он, этот водяной, орал, никто из нас не знает. Вот то, что мы хотим узнать, — сказал Армен.
— Сэто, нашему ученому нужны два мешка соломы, самой мелкой. Пойди возьми два мешка и набери соломы у колхозных молотилок, — командовал Камо. — Только не забудь — самой мелкой… А ты, Грикор, ступай попроси бригадира Овсепа дать нам одного осла. Мешки с соломой, кирки, ломы погрузите на осла и возьмите его с собой — вы с Арменом пойдете на Черные скалы. Все, чтo Армен ни прикажет, выполнять беспрекословно!… Я, Асмик и дедушка Асатур пойдем на озеро… Да, возьмите с собой Артуша, он сильный и смелый парень, пригодится.
Так Камо распределил обязанности каждого. Вскоре оба отряда были готовы к походу.
— Мы о самом важном не договорились, — сказал Армен. — Камо, когда ты должен быть на озере?
— Как по-твоему, когда мне надо быть?
— Когда? Погоди, подсчитаю. Мы доберемся до Черных скал к часу. В два часа будем в пещере. Дела там у нас на полчаса… Сколько будет километров от Черных скал до Гилли?
— Около пяти.
— Около пяти? Ну, если принять во внимание наклон горы, надо дать воде тоже минут тридцать. Значит, ровно в три тебе нужно быть с фотоаппаратом на том самом месте, где мы тогда сделали снимок с водяного. Станешь там же, палец — на спуске затвора. Не упусти, сейчас же щелкни!
— Страшно интересно!… — сгорая от любопытства, вертелась на месте Асмик. — Идем, чего же вы ждете?
Немного спустя Камо и Асмик вышли из села. По дороге к ним присоединился дед Асатур. Борода у деда была, по обыкновению, заботливо подвернута и уложена за пазуху, на плече висело ружье. Он шел спокойным, размеренным шагом, по-видимому вполне довольный всем, что окружало его. Тревога покинула деда, и лицо его было ясным и мирным, спокойно светились еще полные жизни глаза. Он, казалось, поздоровел, даже помолодел.
— Дедушка, — обратился Камо к старику, — ты заметил, что с тех пор, как водяной перестал орать, и Месроп не орет?
— Глупый человек этот Месроп, — вздохнул дед. — Он у нас, как говорят, ложка дегтя в бочке меда… Все кругом поумнели, а у него башка все такой же темной осталась. Тайком в старую часовню ходит… Скажи, дурной, какая сила у этого сухого камня? Мой кум Мукел, блаженной памяти, хорошим каменщиком был. Он смеялся над нами, говорил: «Крест на камне в этой часовне я вырезал, а вы ходите да прикладываетесь к этому кресту, целуете, святым называете…» Да, темные, темные мы были люди…
Дед немного помолчал, сделал две-три затяжки из своей трубки, затем продолжал:
— Месроп умолк потому, что его заставили замолчать. Такой фрукт сам не замолчит… В те дни, когда вы воду из пещеры выпускали, Баграт так его к стене прижал, так отделал… Еще немного — в куски бы разорвал! Знаешь ведь ты, какой Баграт горячий. «Ты, говорит, собачий сын, колхозный работник или дьякон? Ты своим провокациям положи конец, а не то я тебя в такой пресс зажму, что разом тебя выровняет… Ни одного кривого местечка не останется…»
Асмик представила себе бедного дьякона Месропа зажатым в пресс и фыркнула: костлявые руки и ноги торчат из-под досок, извиваются, как клешни у рака…
— Смеешься? А что ты думаешь, Баграт не сделает? Сделает! Боевой человек, дисциплину любит, всех подтянул. Погляди, какой колхоз устроил — на диво!… Да, Камо-джан, ты говоришь: ребята в Черных скалах воду остановят? Зачем?
— Это уж тайна Армена. Опять тайна!
Они подошли к берегу уже знакомой нам самой короткой реки в мире.
— Река будто помелела. Что скажешь, Камо?
Камо улыбнулся. На верхней губе его дрогнули заметно выросшие черные усики.
— А как же иначе, дедушка? У нас небось август месяц?
— Что ж, что август? Эта река в самые засушливые годы никогда так не спадала даже в августе, — настаивал дед.
Камо по-прежнему загадочно улыбался. Любопытство сжигало Асмик.
— И ты, и ты научился у Армена из всего тайну делать! Ну, говори же, в чем дело? — нетерпеливо требовала она.
— Что ж мне говорить, не ясно ли и так?… Когда мы выпустили керосин в озеро на вершине Дали-дага, не дошел ли он до Гилли?
— Хорошо, дошел.
— Если мы сделаем это теперь, то керосин попадет уже не в Гилли, а в пруд, где полощутся твои гусята.
— Как это, парень? — удивился дед.
— Вот непонятливый народ! Ясно же. Керосин попадает в водный поток, вытекающий из «Врат ада», оттуда в канал, а из канала — на наши поля, в сельский ручей, в пруд…
— Ох, и дел же вы наделали, Камо-джан! — восхитился старик, наконец уразумев, что произошло. — Уж на что умный человек был покойник Каро, и то не разобрался бы…
— И кум твой Мукел тоже бы ни за что не разобрался, — засмеялся Камо.
Заливисто засмеялась и Асмик. Ее очень забавлял этот «кум Мукел» с его неоспоримым для деда Асатура авторитетом. Кум Мукел был тем бездонным источником, из которого старый охотник постоянно черпал примеры житейской мудрости
На берегу они нашли рыбачью лодку и, сдвинув ее в воду, поплыли по бесконечным протокам и бассейнам озера к памятному качающемуся островку.