На берегу Тьмы

– Глаша, милая, все уладится, все к лучшему!

– Ты всю жизнь с такой философией живешь. И что? К лучшему? Довольна ты жизнью своей?

– Слава Богу за все, – ответила Катерина. – А ты ребенка трогать не смей!

– Помоги мне, мама, – взмолилась Глаша и заплакала. – Что делать, ума не приложу!

– Ну конечно, помогу, – сказала Катерина и обняла Глашу. – Что-нибудь придумаем.

В тот же вечер Катерина пошла к Саше. Только сыну она доверяла так же, как себе. К тому же она была уверена, что он никогда не предаст Глашу.

Саша как раз выходил из госпиталя, направляясь к себе домой:

– Какой срок? – строго спросил он.

– С конца декабря, а может, и раньше – не знаю.

– Ну что же – поздравляю, будешь бабушкой.

– Я-то рада любому ребенку, но что ж с Глашей-то будет? Вся жизнь насмарку, сынок.

– Эх, Глаша, допрыгалась, – с тоской сказал Саша. – Жалко ее, но как же можно с немцем? Я знаешь сколько наших ребят с того света вытащил, а сколько у меня прямо на столе умерли? А она в это время с немцем? – Саша достал папиросы и нервно закурил.

– Саша, ты куришь? – ужаснулась Катерина.

– Согласись, мама, это не самая твоя плохая новость на сегодня.

– Что правда, то правда. Так что же делать будем?

– Ну что же – идея отправить ее в город не лишена смысла. Поедет в Торжок, родит, а мы ребенка заберем. Мы с Паней его усыновим – все равно детей нет у нас, а может, и не будет – черт его знает.

Катерина обрадовалась:

– Правда? Но вдруг Паня не согласится?

– Я поговорю с ней, мама. А ребенок ей во благо – займется делом наконец.

– Ну а ты-то сам как? Ведь это же немец, я ничего не скрыла от тебя.

– Это Глашин сын. Это живое. Я врач – для меня нет разницы с точки зрения физиологии, понимаешь? Будет мой сын, русский.

Катерина шла от Саши и гордилась, какой же он у нее благородный. Боже, спасибо тебе, что дал мне такую отраду: сына, на которого всегда можно положиться, опору и поддержку всей семье.

К Первомаю закончили сеять яровую пшеницу, овес и ячмень. Для посевной бабам пришлось на себе таскать зерно за пять километров из Высокого с железнодорожной станции – своего не хватало. Носили по два мешка сразу: один спереди, другой сзади.

Землю пахали на быках, но их было мало. Чаще приходилось самим по два человека впрягаться в плуг и тащить его. Так пахали по пятьдесят соток в день. Под вечер и руки, и ноги дрожали от напряжения. Ладони были стерты до крови, плечи саднили. Катерина вспоминала, как молотила с солдатками в империалистическую, словно от этого зависела тогда ее жизнь. Так и сейчас.

Глаша собиралась после окончания занятий в школе отправиться в Торжок и там родить – Саша уже договорился с врачом городской больницы и со знакомыми, которые приютят ее у себя.

Первомай праздновали скромно: новости с фронта приходили неутешительные – немцы подбирались к Сталинграду и к предгорьям Кавказа. Катерина, Александр, Глаша и Саша с Паней уже сидели за столом, когда пришел Коля.

Он сел, выпил и сразу же заговорил с Глашей:

– Как же так, сестра?

– Ты о чем?

– Сама знаешь.

– Может, не сейчас? – вмешался Саша, который мгновенно понял, о чем пойдет речь.

– Ты вот капусткой закуси, – предложила Паня.

– А, так вы уже знаете? – ехидно заметил Коля. – И наверняка маменька рассказала? – спросил он, глядя на Катерину.

Александр грохнул ложкой об стол:

– О чем вы все сейчас говорите, черт вас подери?!

– Ничего особенного, так, глупости, – попыталась вмешаться Катерина, сверля глазами Колю.

– Конечно, глупости! Дочь ваша залетела от немца, а так, конечно, глупости, – спокойно сказал Коля и наколол ножом соленый огурец.

– Кто тебя просил? – взвился Саша.

– Это правда? – спросил Александр, глядя на Катерину.

– Правда, – спокойно ответила Катерина.

Глаша, всегда решительная и языкатая, молча сидела за столом, опустив глаза.

– Как такое случилось, дочь? – спросил Александр Глашу.

– Силой взял, – вместо Глаши ответила Катерина.

Александр ошарашенно сидел, глядя перед собой.

– Люди в деревне говорят, что гуляла она с ним, – сказал Коля.

– А ты людям не верь, – закипал Саша.

– Мало ли что люди говорят, – вмешалась Паня.

– Я была там. Все видела. Убила я его, – с трудом проговорила Катерина.

– Как убила? – разом ахнули Александр и Саша.

– Немца того. Топором. Прямо там. – Катерина кивнула на комнату.

Она уже без содрогания заходила туда, перестала вспоминать раз за разом, что пришлось пережить в этой комнате. Катерина смирилась с тем, что на ней теперь смертный грех и придется отвечать. Она ни о чем не жалела. Поступила так, как тогда казалось единственно правильным. Она даже обрадовалась, что Александр наконец узнает. Конечно, он был не в себе, не мог образумить, защитить Глашу, но все же рядом, когда нужно, его не оказалось, – всю оккупацию прожил как маленький несмышленый ребенок, о котором приходилось заботиться, а не как сильный мужчина, на которого можно было положиться.

– Папочка, родненький, так вышло, не виноватая я. – Глаша вскочила из-за стола, с рыданием бросилась к отцу и рухнула перед ним на колени.