На берегу Тьмы

– Как? – всплеснула руками Катерина.

– Солдаты из госпиталя. Ездила я в Старицу посмотреть. Говорила с ней.

– Зачем? Зачем ворошить? Ведь не воротишь уже ничего!

– Понять хотела, что в ней Саша нашел. Так и не знаю. Но все прошло, не в обиде я. Пойду.

– Ты уж не забывай меня, заходи, почаще заходи, – попросила ее Катерина. – Тебя увижу – Сашу вспомню.

Катерина долго не ложилась спать. Война перекорежила, поломала столько жизней! Невозможно измерить и осознать! Она тяжким грузом еще будет висеть на тех, кто родится и будет жить после. Но через эту беду нашли свое счастье Паня и бездомный солдат. Значит, нашлась ведь крупица надежды в этом море людского горя? Катерина всю ночь вспоминала Сашу. Она все еще мечтала иногда, что где-нибудь в канцелярии произошла ошибка и что сын еще вернется домой, привычно задорно застучат его шаги по их длинному бревенчатому коридору. Саша, Сашенька… Встретил ведь любовь свою перед смертью! Говорила Вовиха, что потеряю его и что еще больнее будет. Права была. Сейчас намного, во сто крат больнее. Катерина редко спала теперь, урывками. Все думала, думала. Вставала ночью поправить одеяло Ванечке, прислушивалась к его мягкому дыханию и снова возвращалась к своим думам. Горе плотным кольцом сковывало Катерину.

Летом, сразу после объявления победы, Глаша поселилась отдельно – сняла половину дома в Заречье. Сына с собой не взяла, сказала матери:

– С тобой ему лучше будет.

Это Катерина и сама понимала: работать Глаша устроилась на почте, стала много пить, материться, возвращалась под утро. По праздникам пела. Большой любовью у нее пользовались скабрезные частушки: «Ой, спинка болит, серединка болит, только там не болит, где мой милый шевелит!» Катерина не узнавала в этой разухабистой бесстыжей бабенке свою нежную девочку. Папину дочку. В Глаше словно что-то надломилось, и она решила: «Ну и пусть! Живу один раз!»

Очень скоро по деревне поползли слухи: Глаша с подругами устроила притон, который прозвали «Девяткой» из-за числа подруг, там собиравшихся, зазывавших на развлечение мужиков. Однажды Катерина побывала там: безвкусно, аляповато обставленная комната, на стенах немецкие гобелены, на столе, покрытом кружевной скатертью, красовался трофейный фарфор. Одеваться Глаша стала модно, вызывающе, не в пример ровесницам, которые шили тапки из парашютной ткани и в них бегали на танцы.

Мать пробовала увещевать Глашу, но она лишь хохотала в ответ. Катерина попросила Александра поговорить с ней, но он лишь процедил:

– Моя дочь для меня умерла.

Вскоре пришло письмо от Коли: дослужился до майора, и ему дали квартиру в Москве, по знакомству взяли на Лубянку. Катерина долго не решалась ему написать, все еще не уходила боль после их последнего разговора. Не могла не думать о том, что, если бы не Коля, Саша остался бы в берновском госпитале, не стремился бы на передовую и не погиб. Ответил Александр, много жаловался на непонимание семьи, на Глашу, на одиночество, и очень скоро Коля стал звать отца к себе в Москву. Александр, недолго думая, засобирался. Уложил чемодан со своими университетскими книгами, спустился вниз и пришел прощаться с Катериной:

– Еду к Коле жить. Здесь не могу больше.

– Как же ты? А я как?

– Мне тошно здесь. Я здесь все ненавижу. И тебя тоже.

С этими словами Александр вышел из дома и отправился на станцию.

Катерина вышла на крыльцо и смотрела, как он уходил. Столько лет вместе, столько пережили. Оплакали сына. Потери, революция, войны. Может, и не жили душа в душу, но все же детей родили и не были чужими друг другу. И вот сейчас, когда старость была не за горами, муж бросил ее и сбежал как трус. В тяжелое, голодное время оставил с дочерью и внуком. Глаше был нужен строгий отец. Пусть бы отругал ее, даже ремнем бы отходил, ведь именно этого она и добивалась, но только бы не был таким равнодушным. Муж несколькими словами перечеркнул всю жизнь Катерины. Будто все было напрасно.

Через два месяца из Москвы принесли телеграмму, несколько слов о том, что Александр умер от пневмонии и чтобы Катерина готовила похороны.

Через день появилась полуторка с гробом, обитым алой материей. Приехал и Коля. Он сильно изменился с 1942 года, когда Катерина в последний раз видела его: смурной, ни с матерью, ни с Глашей не разговаривал. Вместе с ним была молодая женщина с бегающими карими глазками, которую он представлял соседям как свою жену. «Как странно, – подумала Катерина, – а мы и не догадывались, что Коля женился». Женщина так и осталась безымянной – Катерина не узнала, как ее звали.

Во время похорон Катерина молилась о душе Александра. Они были когда-то счастливы, были. Жизнь прошла. Александра больше нет. Как легко и незаметно можно все потерять! Она вспоминала свадьбу, первую ночь, купание в лесном озере, как муж впервые признался ей в любви. И что же теперь? Он лежал в гробу, такой маленький, неузнаваемый, безобразный. Она не могла отыскать в нем черты мужчины, которого когда-то любила, даже его волосы с медным отливом превратились в ржавую паклю.

Глаша рыдала над гробом: