На берегу Тьмы

Николай откинул медвежью шкуру и бережно достал из саней кофр, отделанный изнутри мехом, откуда извлек стволы и приклад с колодкой, убранные в байковые чулки. Николай разволновался. Как когда-то в юности, в предвкушении охоты, у него вспотели руки и задрожали пальцы. Уже несколько лет он не держал в руках своего любимого ружья – особого подарка матери на именины – с золотым медальоном на прикладе, где красовалась его монограмма NW. Николай вспомнил свою любимую Берту, как она причуивала дичь, вставала в стойку, и как он хоронил ее. Нежно, не спеша, как с женщины, стянул байковую ткань, которая скрывала приклад из свилеватого, почти черного, ореха, пропитанного маслом, с затыльником из рога и мелкой насечкой на шейке ложи. Полированные стволы иссиня-черного воронения были покрыты сюжетной оборонной гравировкой: разгоряченные охотой собаки несли дичь, в небо взмывали потревоженные утки, живо изображенные резцом умелого мастера.

– Это – тулка[44]. Чтобы зарядить, слева направо большим пальцем руки отводишь рычаг, переламываешь ствол и вставляешь патроны. – Николай ловко проделал это, достал два патрона из кармана, вставил их в стволы и звонким щелчком закрыл ружье.

– Потом взводишь по очереди курки – и все готово к выстрелу. – Николай вскинул ружье и нетерпеливо выстрелил дуплетом. Продрогший лес протяжно ухнул и застонал, эхом передавая звук выстрела с поляны на поляну, с опушки на опушку, и так до тех пор, пока тот окончательно не растворился среди густых вековых елей и сосен.

– Эх, это как музыка для меня! – Николай с сожалением переломил ружье и вытащил еще дымящиеся папковые гильзы. – Оно легкое и прикладистое, тебе будет удобно, попробуй.

Как завороженная Катерина взяла в руки тулку и, повторяя движения Николая, переломила ствол, вставила патроны и взвела курки.

– Молодец, запомнила, – похвалил Николай, – теперь упри приклад в плечо, выбери цель и стреляй. Можешь по очереди – сначала жми на один спусковой крючок, потом на второй.

Катерина послушно выстрелила. Потом еще.

Расстреляв все патроны, они, счастливые и умиротворенные, возвращались в Берново. Говорить не хотелось. Каждый думал о чем-то своем. Лишь подъезжая к усадьбе, Николай сказал:

– Пистолет оставь себе. Спрячь где-нибудь. Патронов к нему я дам.

– Спасибо, Николай Иванович.

– Понравилось тебе?

– Очень!

– Получше припрячь только, и никому, слышишь, никому не говори, что он у тебя есть.

Катерина согласно кивнула. Ей понравилось стрелять, она вдруг ощутила в себе невероятную силу, которую несет оружие. За годы войны, когда мужа не было рядом, она повзрослела и перестала быть наивной, но всегда отделяла для себя то, что бабское, то есть ее, и то, что мужское, к чему она отношения иметь не может. И вот сейчас, с оружием в руках, Катерина прикоснулась к мужскому, к недоступному ей по рождению, и это мужское ей понравилось.

По возвращении они услышали оживленные голоса на кухне. Там ждал Петр Петрович, нервно расхаживая из угла в угол. Агафья, с заплаканными глазами, возилась у печи. Тут же, у края стола, нервно переглядываясь, как преступники, сидели Ермолай и Кланя.

– В Петрограде переворот, революция! – закричал Петр Петрович, увидев Николая.

Николай опешил:

– З-забастовка?

– Революция, Николай Иванович, самая настоящая революция! Царя свергли. Дума распущена. Теперь – Временное правительство!

– А что ж теперь будет? Что за революция такая? – Катерина, стащив платок, не раздеваясь села на скамейку.

Агафья с Кланей выли.

– Революция – это когда был царь, а теперь одним махом раз! – и нет царя. А что дальше – никто не знает, – признался Петр Петрович.

Николай сел за стол.

– Агафья, налей! – скомандовал он.

– Всем налить? – Агафья с сомнением поглядывала на Ермолая с Кланей.

– В-всем налей!

– Так ведь запрещено.

– С-сказал – н-налей, – отрезал Николай.

Агафья метнулась в погреб, откуда принесла пыльную довоенную бутылку водки и небольшую плошку квашеной капусты. Катерина тем временем достала из буфета и поставила на стол рюмки.

– Так, может, войне конец? – с надеждой спросила Катерина. – Муж скоро вернется?

– Откуда это все п-пришло, Петр Петрович? – спросил Николай.

– Железнодорожник из Высокова принес – говорит, у них там отдельная линия связи, так вот пришло послание от какого-то революционера Бубликова.

– От к-кого? Ах, от Бубликова! Ну, если что-то там и есть, то царь введет войска и м-мигом закончит этот переворот, вот что я думаю, – с облегчением сказал Николай.

Петр Петрович нервно замахал руками:

– Из Старицы тоже подтвердили – это не шутка и не слухи. Петроградский гарнизон на стороне Временного правительства, рабочие бастуют. Весь город в красных флагах. Много жертв, беспорядочная стрельба на улицах – убивают офицеров.

Катерина побледнела и зажала рот руками.

– Немыслимо! – сказал Николай. Он знал, предчувствовал, что зреет что-то нехорошее, неотвратимое, но и представить себе не мог, что все может зайти так далеко.

– А кто же возглавляет правительство? – пришел наконец в себя Николай.

– Князь Георгий Львов, – сказал Петр Петрович.

– К-который председатель Земгора?