На берегу Уршдона

За словом в карман не полезет. Оно всегда у него наготове. Да такое, что и не ждешь. Находились охотники подшутить над Джетагажем — не получилось. И они угомонились.

Одно время поговаривали, что у Джетагажа уйма денег на сберкнижке. Неизвестно, кто распустил слух. Люди, конечно, удивились: откуда могут быть сумасшедшие деньги? Гадацци как-то напрямик его спросил:

«Джетагаж, дорогой! Скажи, сколько на твоей сберкнижке?»

«Ровно столько, сколько ума в твоей голове», — ответил Джетагаж.

Понимай, как хочешь!.

— Однажды был такой случай, — начинает Гажмат новую историю. — Как раз на праздник святого Георгия такой дождь прошел, что река разлилась. А людям надо на другой берег. Стали искать брод. Не нашли — все затопило! Джетагаж и говорит: «Если бы этот святой был действительно святым и мог чудеса творить, он бы не дал разлиться реке. Я возвращаюсь». — Повернулся и пошел домой. За ним и остальные.

— А как он сказал одному плотнику, который все жаловался на разные болезни? — спрашивает Бимболат.

Гажмат посмеялся, вспомнив:

«Вот, — говорит, — все потею, слабость одолела».

А Джетагаж ему: «Так твое ли дело — строить мосты? Брось ты их к дьяволу!»

Все засмеялись: понравилось, как Джетагаж срезал. Это если по-русски сказать — не смешно, а по-осетински другое дело, потому что слова «пот» и «мост» и пишутся и звучат одинаково.

— А как в его огороде ветром кукурузу повалило?

— И это было. Однажды ночью сильный ветер с дождем прошел. Рано утром Джетагаж возится в огороде, а сосед его спрашивает через плетень: чего, дескать, делаешь? «Да вот сам господь Бог мой огород облюбовал, чтоб ночь переспать… А глядя на твой, не скажешь, чтобы он ему понравился: кукурузы-то от земли не видать и прилечь негде!»

Тут и сам Джетагаж показался в конце улицы. Подошел — люди смеются. А Гажмат прямо покатывается.

— Легок на помине!

Джетагаж тоже улыбнулся:

— Знаю, ничего хорошего обо мне не скажете.

Ушанка на голове сидит как ей вздумалось, одно ухо вперед свисает, лицо заросшее, сапоги в грязи по самые голенища…

— Ей-богу, ничего плохого, — отвечает Гажмат. — Все, что от тебя самого слышали!

А вообще-то в этих историях выдумки больше половины. К тому, что действительно было, люди небыль присочинили. Одно от другого теперь не отличить. Да и зачем это нужно? Было бы смешно.

— Хотите, расскажу, как я был в Ардонс на похоронах?

— Конечно! — за всех отвечает Гажмат. — Кто тебя выслушает, как не мы!

— Сам слышал, а если бы не слышал, не говорил бы. Собрались все у могилы, один человек берет слово. «Царствие тебе небесное, дорогой Илико! Да будет пухом тебе земля. Чтобы всего было у тебя вдоволь, пока над долиной солнце ходит и в горах реки текут. Чтобы жареный поросенок всегда был перед тобой на том свете! Чтобы черный конь топтал поле твоего врага. Чтобы твои чувяки были смазаны, за поясом у тебя торчали, чтоб ты всегда мог обуться! Вот тебе трубка — кури! Вот пажа тебе, чтоб не споткнулся на дороге в лучший из миров! Кошку тебе желаю — если мышь подкрадется к хлебу твоему, не даст кошка хлеб опоганить… Ах, жаль, Илико, не слышишь меня! Но пусть будет с тобой и наша черная собака. Залезет вор украсть с твоего стола, собака разбудит тебя, чтоб ты не остался голодным…»

Люди улыбались, слушая. А под конец хохотали, держась за животы. Хоть и много сегодня говорили о похоронах, но порой так бывает, что об умерших вспоминают с улыбкой, а о живых — со слезами. Я не раз слышал это от Дзыцца.

XII

Когда Дзыцца в хорошем настроении, она поет такую песню:

Самый лучший Из парней  —
Искроглазый Урыжмаг.
Гей!

На гармошке ей никто не подыгрывает, хотя поется это под Алагирскую хонгу — танец приглашения. Дзыцца вся отдается песне, никого не видит и не слышит, словно одна на всем свете.

Я стараюсь не мешать. И сестрам не позволяю, погрожу им пальцем: чтобы ни звука! Они помалкивают или идут играть на улицу.

Дзыцца всегда поет, если занята каким-нибудь делом, не требующим хождения туда-сюда. Сядет у окна или под лампой, вяжет носок и поет. Я сначала не знал, что она в это время думает о своем, и несколько раз окликал: «Дзыцца, Дзыцца!» Она вздрогнет и обернется. Посмотрит пристально, а мне кажется, совсем она и не видит меня. Глаза как бы внутрь глядят — куда-то глубоко-глубоко. И не могут оторваться…

Интересно, кто такой этот Урыжмаг? И почему он самый лучший? Оттого, что искроглазый? Может, Дзыцца Баппу вспоминает?

Я не спрашивал, не смел.

Иногда Дзыцца засматривается на Бади. И глаза у нее при этом грустные и задумчивые. Может, она смотрит глазами Баппу? Когда он уходил на фронт, Бади не было еще и в помине. А теперь вон какая, ростом догнала Дунетхан! Скоро закончит четвертый класс, и учительница Фатима скажет ей «до свидания». У Бади в пятом классе будет много учителей.

Дзыцца каждый вечер спрашивает, кто из нас какую оценку получил.

Недавно Бади вернулась из школы в слезах. Дзыцца сразу поняла, что двойку получила.

«Ты за двойками в школу ходишь? Двойку-то и я могу поставить!»