На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор

Я ушел незаметно. Постарался, во всяком случае, и, думаю, у меня это получилось. Они были слишком заняты своим горем. Я чувствовал себя подонком, последнейшим из существующих. Я бежал, бросал их, кто называл меня своим другом… Я всегда был эгоистом. И правда, есть место ли мне в этом мире? Не мой ли приход породил жуткую трещину, в которую так невыносимо несет гнилью? Рассвет близок… На этот раз скалы не пропустили меня так просто. И не было краба, чтобы показать мне трещину. Спрыгнув на песок, я почувствовал себя разбитым и усталым… Сел, поджал колени к подбородку, уставился на горизонт. Как, право, странно все. Я всегда верил в судьбу. Неужели этот мир был обречен заранее? Неужели ничтожный человечишка — пешка в руках пресловутого рока? Как не хочется в это верить… Холодный прибой мерно выкатывался на песок. Звезды уже погасли, скоро встанет Солнце. Что будет, если меня найдут здесь? Что подумают? Бежать, скорее бежать… Я сделал корабль желтым в память о городе. Понимал, что скоро все узнают о гибели города, гибели непонятной, пугающей. Не стану ли я своего рода изгоем после этого? Не поставят ли печать? А-а, хватит печься о себе, пусть. Зато мне будет спокойнее. Бережно положил, именно так, судно на воду, осмотрел со всех сторон, вывел на борту зелеными буквами: «Чибис». Почему именно так? Как вы яхту назовете, так она и поплывет… А я хочу, чтоб не плыл, чтоб порхал над волнами. Надулся лимонный парус, наполнился ветром, будто изголодавшееся по кислороду легкое. Сам я встал у штурвала. Да, в том мире такого бы не получилось. Там бы пришлось орудовать парусами, поворачивать туда-сюда, а здесь верти себе штурвал, а оно все само делается. И вроде бы легко и весело скользить вот так над зеленой водой — все-таки мечта детства исполнилась, несмотря ни на что, но гложет душу тоска. Все дальше и дальше берег с маленьким крабом… Взошло Солнце, разбежались желто-розовые лучи по воде. — Эй, морячок! Я вздрогнул от неожиданности. Прямо на борту, свесив ноги, сидело… существо, иначе не назовешь, потому что таких маленьких людей я еще не видел. — Пассажира не возьмешь? — спросило оно. Впрочем, он. Существо явно было мужского пола, на это указывали пышные наполовину седые бакенбарды, короткая бородка. Одет он был в серые брюки, белую рубашку и тоже серый плащ. — Откуда ты взялся? — спросил я. — От верблюда. Корабельный я. Ну, чего смотришь? Домовые — в домах, а корабельные — на кораблях. Должен же кто-то проверять, не полопалась ли обшивка, нет ли трещин в днище… Ну? — Ну… — я развел руками. Аргументы этого человечка показались мне в высшей степени убедительными. — А зовут-то тебя как? Он удивленно посмотрел на меня, но потом удивление сменилось снисходительностью, мол, люди, чего от них еще ждать. — Чибис, сам же назвал. Не говоря больше ни слова, Чибис сбросил плащ, принялся лазать по мачтам. В конце концов, устало отдуваясь, сел обратно на борт. — Неплохо, — заключил он. — Совсем неплохо. Куда идем-то? Я пожал плечами. — Подальше. — Тогда почему Подальше находится именно в той стороне? А почему не в той или не в той? — Подальше — оно везде. Кроме одного места, от которого подальше. — Правь-ка ты на северо-северо-восток, там есть острова, я не помню, как называются, но природа там… — Чибис мечтательно закатил глаза. «Любитель природы», — проворчал я, но все же развернул корабль, хотя, мне не так уж сильно хотелось вновь попадать к людям. Мы молчали. Я слушал шум воды у бортов корабля, посвистывание ветра. Ветру я подставлял лицо, мне становилось легче, когда он обдавал меня соленой прохладой. Я понял, что счастлив. — Любишь ветер? — спросил неожиданно Чибис. — Люблю… — И я люблю. Особенно когда он поет. Слышишь, как поет? Я прислушался, но уловил только обычный морской шум. — Нет. — Не тем слушаешь, душой слушай… Вот:

Ветер осенний
Царь дуновений,
Мир — твой печальный трон.
Помнишь ли, ветер,
Дол на рассвете,
Лютни прелестный звон.

Чибис не пел, а, скорее, просто читал. То ли наизусть, то ли действительно ему надиктовывал ветер. Я вслушивался в слова. Голос маленького человечка становился все объемнее, терялись присущие ему интонации, зато примешивались новые.

В небо летели
Нежные трели,
Вздохи и смех в садах.
Дни и недели
Длилось веселье,
Но унеслись года
в никуда
без следа.

Звуки голоса рождались из шума волн. Теперь я понял, что имел в виду Чибис. Песня звучит не в ушах, она рождается в самом сердце того, с чем ты стал одним целым…