На безымянной высоте

Гитлеровцы продвигались по обочине дороги, по подлеску, двумя растянутыми колоннами. Вдруг они остановились. Наверное, головной дозор или разведка, которая успела заметить нас, доложили своему командиру об опасности.

— Жаль, что далековато до них, — вздыхает Чопик. — Огонь не будет эффективным… А то бы мы их погладили…

— Без моего разрешения — не стрелять! — доносится команда Байрачного.

— А их до черта, наверное, целый батальон, — говорит негромко. Выпрямившись, опустил бинокль, на широкую, туго обтянутую гимнастеркой грудь. Строгим придирчивым взглядом пробежал по нашей обороне, будто хотел еще раз взвесить, насколько крепко мы здесь окопались.

— Стародуб, поставь своих пулеметчиков — Губу и Кумпана — на левый фланг. — Ротный посмотрел, прищурившись, на покатистую прогалину, что простиралась от нашей траншеи к заболоченному низовью, и добавил: — Днем-то еще ничего, можно и на одних автоматчиков положиться, а с наступлением темноты этот участок нужно усилить обязательно! Немцы, вероятно, будут стараться пробраться в наш тыл, чтобы окружить нас. Понял? Так что не тяни, пока есть время. Я распорядился.

Напряженная, угнетающая тишина. Что они там замышляют? Теперь возле дороги не видно ни одного солдата — противник спрятался под прикрытием леса. Может быть, он обойдет фольварк и пойдет лесом на Самбор, а может быть, притаился и ждет подкрепления, чтобы потом уже атаковать нашу высоту. Нелегко разгадать его намерение, но ясно одно: нам надо быть в боевой готовности каждую минуту.

Грищенко в это время принес в термосах завтрак для бойцов, которые еще не завтракали.

Губа, оставив Кумпана у пулемета, поплелся с котелком за добавкой.

— Ты, Сорокопут, жрешь, как перед погибелью, — незлобиво смеется Грищенко, отваливая тому полный половник гречневой каши.

— Нужно хорошенько заправиться, может, не так волноваться буду, а то что-то поджилки затряслись, когда увидел немцев.

— Ну, если каша придает тебе храбрости, то жуй ее на здоровье! — Грищенко добавляет ему в котелок еще половник.

— Теперь меня с места никакой черт не спихнет, буду сидеть камнем, — облизывает губы Николай и неторопливо бредет к своему окопу.

— Внимание! — выкрикнул Байрачный и припал к брустверу грудью.

Всматриваюсь сквозь редкие деревья и кусты — что там, на той стороне шоссе, но там, в подлесье, не замечаю ничего. Оглядываюсь на старшего лейтенанта, куда он смотрит:

— Противник слева, приготовиться! — скомандовал ротный.

— Противник справа! — докатывается сюда голос Погосяна.

Выходит, враг, прикрываясь лесом, обошел нас, прошмыгнул под нашим носом и теперь хочет атаковать не в лоб, а с флангов. Это хуже, потому что оборона направлена главным образом на шоссе и на перекресток дорог и вести огонь отсюда по наступающим на фланги не очень-то удобно.

— Следи, Стародуб, за левым флангом! — приказывает мне Байрачный. — Я буду на правом, у Погосяна. — И побежал.

Я смотрю на тот кустарник, за которым залег противник, и мысленно подсчитываю, что туда метров двести пятьдесят, а то и триста. Стрелять нет смысла. Из пулемета достал бы, но заросли довольно густые, потому будет только напрасная трата патронов. Видишь, не стали атаковать в лоб. Здесь им невыгодно, потому что расстояние от шоссе к нам по прямой — метров сто, не больше. И мы их сразу уложим. Вражина не дурной — сообразил сразу что к чему…

— А почему они не пошли лесом, не трогая нас? — интересуется Губа, когда я подошел к его окопу.

— Наверное, у них задание выбить нас отсюда, чтобы открыть дорогу для других, — говорю ему, хотя и сам удивляюсь: зачем им вступать в бой?

Две зеленые ракеты поднялись над правым флангом и с едким шипением упали недалеко от нас. Наверное, это был сигнал к атаке, потому что сразу же затарахтел «МГ», ему вторили их автоматы там, на правом фланге. Через мгновение откликнулись и из того кустарника, что был слева от нас, внизу, около дороги. Откликнулись злым ворчанием нескольких пулеметов.

— Провоцируют, — говорю Губе, — хотят выявить наши огневые точки, чтобы сориентироваться, где самое слабое место, куда направить острие атаки… Помолчим, нам некуда торопиться…

Кумпан деловито складывает полные диски, как хозяйка свежие коржи, в приспособленную нишу, заранее выстеленную листьями лопуха. Сверху прикрывает куском грубой ткани — это чтобы не присыпало их песком.

Гитлеровцы бросились на наш холм широкой цепью. Бежали полусогнувшись, лавируя между деревьями и кустами и по возможности прикрываясь ими, хотя мы еще и не стреляли. Расстояние между ними и нами сокращалось. Я почувствовал, что с каждым их шагом сердце мое начинает биться все быстрее и быстрее… Вот они уже миновали невысокие густые заросли, уже и редкие кусты остались позади. Теперь нас разделяет покатый холм в сотню метров. Мы — наверху, они — внизу. Мы — в окопах, они — на открытой, лишь поросшей травой местности. Бегут и стреляют из автоматов в воздух. Что-то орут…