На безымянной высоте

— Лежи и умирай ни за что, ни про что, лишь из-за того, что некому тебя как следует, перевязать… — Потом, превозмогая боль, обращается к соседу: — Эй, Спивак, ты спишь или дремлешь? Если спишь, так спи! А если не спишь, то скажи почему?..

«Осталось три мгновения до смерти, а они еще и шутят», — с удивлением подумал я.

Вытягиваю вперед шею — даже позвонки трещат, — чтобы хоть краем глаза взглянуть, где эти проклятые «тигры» и что они замышляют.

В проеме дверей коридора виднеется закамуфлированная башня с широким белым крестом; покачиваясь, она двигается на меня.

Едва сдерживаюсь, чтобы не выпустить из автомата длинную очередь по этому кресту, сдерживаюсь, так как знаю, что это будет напрасная трата последних патронов, которые сейчас так нужны! Где-то там, за крестом, за стальной башней лезет тучей немчура. Нужно преградить ей дорогу в подвал…

Белый крест уже закрывает дверной проем, а в голове стучат танковые моторы. Но вот на фоне креста, на фоне закамуфлированной башни внезапно возникает фигура Пети Чопика. Сильный взмах руки — сверкнула в лучах утреннего солнца черная бутылка. Петр лишь на миг пригнулся, потом пружинисто подскочил, швырнув другую бутылку, — и уже ни креста, ни башни, ни Чопика, а взвихренные, растрепанные клубы черного дыма…

Бросаюсь с Грищенко к распростертому на развалинах Петру. Пытаемся просунуть его отяжелевшее тело через полузаваленный вход в подвал. По ту сторону отверстия чьи-то руки нам помогают.

Из подвала долетает голос Байрачного, который приказывает не оставлять без присмотра, без охраны подступы к подвалу, потому что иначе противник забросает нас гранатами. Грищенко басисто обещает выполнить приказ… А в этот момент внезапно и резко, будто от могучего землетрясения, пошатнулись развалины дома. Я хотел ухватиться за каменный выступ над сводом входа в подвал, но он выскользнул из непослушных рук. Я почувствовал удивительную невесомость, немного похожую на ту, которая бывает на качелях, когда летишь вниз. Только эта была слишком затяжной. Казалось, я лечу в темную бездну.

XV

Может, недаром офицеры, которые близко знали помначштаба капитана Гулько, считали его счастливчиком. Он легко, будто прогуливаясь, поднимался по ступеням войсковой службы: за полтора года пребывания в бригаде успел от младшего лейтенанта вырасти до звания капитана. Этому, наверное, способствовало то, что он имел дело с бумагами. Сначала работал помощником начальника штаба танкового батальона, со временем — начштаба, а вот уже месяца два занимает должность помначштаба бригады. Был, как говорится, на виду у начальства, и оно о нем не забывало.

На груди Гулько поблескивал орден и несколько медалей. Сейчас они хорошенько надраены, ярко сияют. Сегодня праздник. Был передан по радио приказ Верховного главнокомандующего о том, что седьмого августа в двадцать один час столица нашей Родины Москва от имени Родины будет салютовать доблестным войскам 1-го Украинского фронта, которые овладели городом Самбор, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий. «Наверное же по такому случаю будет хотя бы небольшой сабантуй, — мысленно радовался Гулько. — Ведь этот салют будет адресован в первую очередь нам, нашей бригаде…» Он еще с утра стал начищаться и прихорашиваться в ожидании вечера. Настроение было праздничным.

Однако комбриг Фомич, прочитав боевое донесение Байрачного, в коротком разговоре с Гулько испортил ему настроение. «Не хватает мне мороки с бумагами, так занимайся еще поисками второй роты и ее чудаковатого командира», — недовольно подумал капитан Гулько о приказе полковника.

Легко сказать: свяжитесь, разыщите… Полковник, видно, не хочет учесть того, что в поисках ротного можно нарваться на неприятность…

Но приказ есть приказ — и хочешь не хочешь, а его нужно выполнять.

Проводив взглядом мощную фигуру комбрига до самых ворот, возле которых его ждал «виллис», капитан сразу же бросился к телефонистам. Связавшись с начальником штаба моторизованного батальона автоматчиков — старшим лейтенантом Покрищаком, Гулько за несколько минут узнал от него обо всем, что произошло с ротой на фольварке. Узнал то, что Покрищаку рассказала Тамара.

Однако речь шла о вчерашнем дне роты, известном Фомичу из боевого донесения. А что с ней теперь, что с Байрачным? Покрищак не знал, и это обстоятельство опечалило капитана Гулько. Выходит, что нужно ему самому обо всем разузнать… Но Гулько и на этот раз повезло. В конце разговора Покрищак неуверенным голосом (так как неизвестно: одобрит эти действия бригадное начальство или нет) похвалился:

— Час назад мы послали одну роту с бронетранспортерами и двумя танками на фольварк… Может, она выручит Байрачного или поможет ему…

— Это же прекрасно! — воскликнул обрадованный Гулько. — Вы просто молодцы, братья-славяне! Только ж, как вернутся, не забудь сразу мне доложить. По телефону или устно — безразлично, но немедленно!

Покрищак пообещал, понимая, что Гулько волнует только то, чтобы своевременно доложить обо всем комбригу…