На безымянной высоте

— Пока доберемся до Каменца, нас только горсточка и останется, — вздыхает Николай. — Кто же тогда будет штурмовать эту крепость?

— Ты что, не веришь в собственные силы? — посмеивается Макар. — Комбриг Фомич знает, что в передовом отряде едет Николай Губа, и всю надежду на успех возлагает именно на тебя…

— За мной дело не станет, — в серых маленьких глазках Николая поблескивает лукавинка. — Я что, я всегда готов поддержать Макара — прикрыть его с тыла, только бы он счастливо проложил дорогу вперед… Такая уж доля прицепщика: всегда быть позади, идти или ехать за ведущим… Это я усвоил давно. Не хочу быть выскочкой, их недолюбливают…

— Этого не бойся, — уже серьезно замечает Макар. — В бою выскочек не бывает.

Снег, мокрый, липкий, в обед перешел в дождь — мелкий, по-осеннему холодный. В промокших шинелях на холодном железе сидеть совсем неуютно. Уже и вечереет, а дождь не утихает.

Открылась крышка башни. Из люка почти до пояса высунулся старшина Марченко.

— Что, архаровцы, наверное, совсем застыли? — показывает белые красивые зубы.

— Да, почти, — откликается Губа. — Если с таким ветерком будете жать до Каменца, то мы вас скоро не догоним…

— Ну, этого не произойдет, — ныряет Марченко в люк и через мгновение протягивает нам флягу. — Полная. Причащайтесь, только смотрите, чтобы не уснули! — Понизив голос и чуть наклонившись к нам, добавляет: — Только что комбриг по рации приказал: никаких разговоров на башне, никакого движения, полная световая маскировка.

— А если приспичит? — интересуется Губа.

— У тебя же сапоги просторные, — гудит Макар. — Воспользуйся ими. Теплее будет…

— Стоим около Оринина, — продолжает Марченко. — Разведка докладывает, что здесь до черта немчуры… Нам сейчас ну совсем невыгодно вступать в бой. Отсюда до Каменца — раз плюнуть, так зачем же себя заранее обнаруживать? А нужно тихонько пробраться, по-партизански, неожиданно. Ну, а потом будет видно…

* * *

Уже совсем стемнело. Даже ближайшую «тридцатьчетверку», что стоит метрах в десяти от нас, не разглядеть. А мы все еще выжидаем, затаились, даже никто не чихает, не кашляет.

Вдруг где-то впереди тихо загудел мотор, отозвался и наш. Поползли. Сначала совсем медленно, время от времени останавливаясь, а дальше ход выровнялся.

Из открытого люка башни еле слышен тихий голос командира экипажа:

— Ребята, Фомич еще раз предупредил: максимум внимания! Всем быть готовыми к бою, но без разрешения, без команды — ни одного выстрела! Ни одного! Будем пристраиваться к немецкой автоколонне… В крайнем случае — ну, если подвернется какой-нибудь фриц, — действовать ножом, но без шума. Ясно?

Крышка опускается.

— Еще такого не было, чтобы обнявшись с немцем ходить. Додумались! — то ли осуждающе, то ли удивленно ворчит Губа. На него шикают все. И он теперь уже полушепотом продолжает: — А если кто-то из немчуры увидит или пронюхает, что в их колонне чужаки? Что тогда? Фомичу, да и танкистам, все равно. Их под броней ни из автомата, ни из пулемета не достанешь. Им такие опыты делать можно! А по нас шарахнуть — только мокрое место останется…

И я думаю о том же. Думаю и чувствую, как охватывает душу щемящая боль… Держа автомат наготове, выглядываю из-за башни вперед. Далеко от нас — наверно, в голове колонны уже немецких автомашин — тускло поблескивают синеватые огни фар. На некрутом повороте эти огни освещают длинную колонну крытых автомашин.

— Да их до черта! — вздыхает мне в ухо Николай.

— Именно потому Фомич и рискнул пристроиться к ним, что их много, — говорю. — Если бы их было десятка полтора или два, сразу бы заметили, что хвост удлинился… А это, видно, хозяйство не одного начальника, а нескольких. Потому из них никто наверняка и не знает, кому именно принадлежит хвост…

— Возможно, они уже и разгадали, что за ними едут враги. Разгадали, но молчат, боятся нас тронуть. Ведь что же они поделают против танков? — Николай какое-то время молчит, затем высказывает еще одно предположение: — А может, они думают, что мы их принимаем за своих, поэтому и не стреляем. Им это выгодно. Надеются хоть таким образом добраться до Каменца, ну а там…

Я соглашаюсь с его догадками, только бы он перестал бубнить. Но сам думаю, что они принимают нас за своих, потому и не паникуют, не разбегаются во все стороны. О, если бы они распознали, кто пристроился к их колонне, — разве все было бы так спокойно? Такая приключилась бы кутерьма!

В Довжке — это предместье Каменец-Подольского — отрываемся от немецкой колонны. Останавливаемся. Автоматчиков и танкистов собирают в голове колонны.

Комбриг в нескольких словах обрисовывает обстановку в городе, ставит задачу:

— Оседлать прежде всего дорогу, что ведет на Хотин и дальше на юг, в Румынию. Лишить таким образом врага возможности отступления. Вместе с другими частями корпуса освободить город, удержать его, пока подойдет мать-пехота. А сейчас — к бою!

Занимаем позиции между буртов картофеля и свеклы.

Впереди нас гудит широкий поток автомашин. Они, видно, очень торопятся. Двигаются в два-три ряда только в одном направлении — на юг.