Малахов и Степан курили в ожидании Ивана невдалеке от блиндажа связи. И увидели, как из женской землянки выбежала Катя — взволнованная и от этого особенно красивая. Она спешила, буквально летела, ничего и никого не замечая, к блиндажу, где сейчас находился лейтенант Малютин. Малахов присвистнул и даже привстал, увидев ее.
Степан поднес к его носу пудовый кулак:
— Даже не вздумай.
— Ты чего, в натуре, товарищ старший сержант! — заартачился Малахов. — Я только хотел ее спросить насчет лейтенанта...
— И другим передай... — непреклонно сказал Степан.
10
Поздним вечером пан Марек в своем доме заваривал для внучки чай с малиной, а его жена Ева упрашивала ее выпить столовую ложку микстуры, мешая русские слова с польскими и украинскими.
— Марысечка, ягодка, коханочка моя, только ложечку, и усе...
— Красный стрептоцид ей дала? — спросил муж.
— Да ну, не верю я ему! — Ева махнула рукой. — От него сыпь выступает... У всех белый стрептоцид, а у твоих коммуняк обязательно красный. Не забыл, твой Миша обещал еще аспирин и горчичники? Где он, когда придет?
— Миша обещал, значит, принесет, — сказал Марек. — А у нас что, даже горчицы нет?
— Закончилась уже, ванночки ей для ног вчера последние делала, — проворчала Ева. — Забыл уже?
В это время кто-то осторожно постучал в окно.
Ева быстро, чуть не силой влила девочке в рот лекарство, отчего та начала плакать, и накрыла ее с головой тулупом.
— Тише, моя коханочка, тише, родненькая...
Марек уменьшил свет в керосиновой лампе и сбоку подошел к окну, сжимая в руке охотничье ружье: — Кто?
— Хозяин... мы это, — донесся до него приглушенный голос. — Мы, Гриша и Валера...
Марек выглянул, нахмурился, покачал головой.
— Черт, опять они приперлись, эти твои Гриша да Валера, — недовольно сказал он жене. — Жалеешь их, а тут Михаил обещал подойти.
— И чего, не откроешь им?
— Попробуй не открой, еще стрельбу поднимут...
— Ну так открывай! Чего стоишь? А ружье убери. У них автоматы, а ты со своей берданкой.
— Ладно, Миша все равно велел с ними потолковать. Давай доставай хлеб, сало и неси Марысю в свою комнату, что ли. И запри там... Иду, иду, счас открою... — крикнул он громко и залязгал замками и запорами.
В дом вошли двое молодых солдат в форме РОА. Два совсем молодых деревенских парня — один белобрысый, другой рыжий, прячущий глаза. До нитки промокшие, они выглядели присмиревшими, прибитыми и несчастными.
— Что, дождь все идет? — спросил Марек по-русски с польским акцентом, доставая флягу с самогоном, пока они вожделенно косились, едва не пуская слюну, на нарезанное пластами сало, лежавшее на столе.
— Не прекращается, — подтвердил белобрысый Гриша. — А где твоя жинка? — спросил он подозрительно.
— В своей комнате. Разбудили вы ее, сейчас выйдет.
Наконец появилась Ева и, пока Марек разливал самогон, нарезала гостям хлеба, пододвинула сало, на которое они тут же набросились и стали жадно уминать, не скрывая голода.
— Что, плохой стал у фрицев харч? — спросил Марек насмешливо.
Они покосились на него, неопределенно кивнули и снова навалились, боясь оторваться.
— Такой плохой, что ко мне сюда как на разведку бегаете — аж за линию фронта, — заключил Марек.
— Да какая там линия фронта, — неопределенно сказал как отмахнулся Валера. — А харч у них для своих нормальный, только нам ничего уже не достается.
— Значит, обратно к Советам решили подаваться? Где покормят, там и родина?
— Где деньги, там и родина... Ты не бойся, дед, мы тебе заплатим! — сказал, несмотря на набитый рот, Гриша.
Он достал из кармана смятые советские рубли и выложил их на стол.
— Тю! — воскликнула Ева, которая не переставала щуриться и зевать. — Это ж чем вы заплатите, сынки? Раньше совсем вам не платили, а теперя, никак, грошики завелись?
— Чем? Хочешь — рублями вот, а хочешь — дойчмарками. — Гриша пожал плечами и запустил руку в карман штанов, откуда вытащил еще денег, среди которых были и немецкие.
— А чего мне твои советские деньги? — сказал, изображая пренебрежение, пан Марек и отодвинул ворох рублей. — Кому они тут нужны?
— Бери, бери, — поспешно пододвинул их обратно к нему Валера. — Скоро здесь советская власть опять будет хозяйничать. В колхоз еще вступишь. Пригодятся.
— Это вам немцы так говорят? — осторожно спросил пан Марек. — Про советскую власть? Или еще кто-то?
Парни переглянулись.
— Ну нам листовки русские самолеты сбрасывают... Немцы расстреливают, если кого увидят, что читает... Читаем больше ночью. Да мы и сами... Что мы, слепые? Сами, что ли, не видим, куда дело идет, — ответил Гриша.
— И потому у вас советские рубли завелись? — спросила Ева. — Думаете ими от коммунистов откупиться? Так-так... И что же вы, ребята, дальше делать собираетесь? — Она села за стол, качая головой, явно жалея своих гостей. — Это ж надо, а! Такие молодые, только жить начинаете... И уже податься вам некуда!
Они снова переглянулись и, как провинившиеся школьники, опустили глаза, замолчали.
— Дядя Марек, тетя Ева... помогите, а? — заканючили они хором и вразнобой. — Мы ж по принуждению, никогда бы против своих не пошли...