Я вышел в полной растерянности, так и не узнав, что же меня ждет в ближайшее время. Спускаясь по лестнице, встретил знакомого одногодичника, ранее работавшего в техническом отделе нашего УРа, а затем переведенного в Перемышль к Шестакову.
— Что с вами, товарищ начальник? Вы так бледны, — спросил он, здороваясь со мной.
Я рассказал содержание беседы с Шестаковым. — Напрасно волнуетесь. Вы ведь хорошо знаете генерала. Я сам уже целую неделю здесь и никак не могу утвердить у него сметы, подписанные им самим в Перемышле.
— Как же это? — спросил я в недоумении.
— Очень просто. Генерал смотрел, смотрел эти сметы, вертел их, перелистывал страницы, а потом и говорит мне: «Вы вот умный человек, а до сих пор одного не понимаете. Сметы-то мы тогда с вами вместе составили завышенные, а теперь я начинж округа. Как же я могу их утвердить?»
Это было действительно в духе Шестакова, и мы оба изрядно похохотали.
По возвращении в Каменец-Подольск, меня все, особенно в первые дни, терзали расспросами:
— Ну, как, куда нанялся?
И когда я чистосердечно признавался, что сам не знаю, куда поеду, друзья не верили, думая видимо: «Ловчит парень».
Недели три спустя пришла телеграмма о моем назначении в Киев, чего я не ожидал. Это был один из счастливых дней в моей жизни. «Как хорошо, — радовался я. — Прощай, Каменец-Подольск!»
— Желаю удачи, — донесся голос Спольского, когда машина, нагруженная моим домашним скарбом, поворачивала за угол.
Кто мог тогда предположить, что не пройдет года, как наш зеленый, цветущий город наполовину превратится в груду развалин; что Спольский, попав в окружение в районе Новой Ушицы, падет смертью храбрых в неравном бою; что Геня Лосев лишится правой руки, а Миша Чаплин в степях под Сталинградом будет в упор расстрелян немецкими танкистами, прорвавшимися к тракторному заводу.
Но в то солнечное осеннее утро 1940 года мир представлялся нам в радужных красках. Война грохотала еще за нашими границами, и мы, признаюсь по совести, слабо верили, что она скоро может постучаться и в наши двери.
Саперы продолжали заниматься своим делом. В Прибалтике оборонительные работы получили особенно широкий размах. Туда перебрасывали не только инженеров, но и целиком строительные участки, даже управления. На прошлой неделе наше 210-е Каменец-Подольское управление строительства погрузили в эшелоны и дали направление на Мариамполь.
Рассказывают, что даже Военно-инженерную академию потревожили и многим преподавателям пришлось прощаться со своими женами на Ржевском вокзале.
И вдруг еще новость — за подписью начальника Главного инженерного управления Наркомата обороны СССР генерал-майора А. Ф. Хренова получена телеграмма: «КОВО Шестакову. Выезжайте Ригу».
Вскоре вместо него прибыл в штаб пожилой уже генерал А. Ф. Ильин-Миткевич. Многие из нас были знакомы с ним только как с автором справочника командира инженерных войск.
Незаметно наступил новый, 1941 год. Идут дни за днями. Уже вступает в свои права весна. Солнце хотя и редко показывается сквозь пелену тяжелых дождевых туч, но все же дает себя чувствовать. Быстро бегут и шумят по крутым мощеным улицам Киева талые воды. В бывшем Купеческом саду убирают аллеи и красят в светло-зеленый цвет скамьи. Скоро здесь будет играть симфонический оркестр.
Завтра выезжаю в Новоград-Волынский и Могилев-Подольский укрепленные районы. Кто их знает, в каком они состоянии. Я знаком ведь с ними пока по донесениям и отчетам. Впрочем, знакомство теперь излишне. Пришла директива срочно законсервировать все старые УРы, вывести на Сан воинские части, а охрану сооружений возложить на вольнонаемных вооруженных сторожей.
Мне кажется это какой-то бессмыслицей. Сколько сил и энергии вложено, чтобы возвести эти железобетонные доты, вооружить и оснастить их оборудованием. А прекрасные километровые подземные инженерные сооружения «Серебрия», «Гульские мины» — неужели и их забросить, засыпав землей? Немцы уже забрались на Балканы. Они вовсю орудуют в Румынии. Возможно, их наблюдатели, облачившись в легкие весенние плащи, ходят теперь по песчаному берегу Днестра и высматривают удобные места для переправ...
Днем мы с военинженером 3 ранга Евгением Ангеловичем проверяли Киевский УР. Я просто влюблен в Женю. Он еще очень молод, почти юноша, но уже хороший инженер-механик и прекрасной души человек. Его жену тоже зовут Женей. Я с ней не знаком. Даже не видел, но узнал ее имя из телефонных разговоров. Часто задерживаясь по вечерам на службе, Женя всегда звонит ей домой, называя ласково Жён. «Они, должно быть, счастливы, — думаю я. — А вот Паша Аралов, мой однокашник, так ведь и не сумел устроить своей жизни. Значит, верно, что «не каждому дано яблоко».
Мы с Ангеловичем объезжаем все сооружения верхом на лошадях: другой вид транспорта в эту распутицу только помеха. Женя проверяет фильтровентиляцию, водоснабжение и силовое оборудование, я — все остальное.