На боевых рубежах

— Мы с Филиппом Ивановичем недели две сидим на Красном Октябре. Как только темнеет и начинает работать переправа, оба тут как тут.

Прежде чем уйти, Шестаков отдает уйму распоряжений коменданту переправы Пузыревскому и мне. В течение часа я должен связаться по телефону со всеми переправами фронта, получить от них необходимые сведения о ходе работы и, суммировав все это, доложить генералу. Потом надо обследовать поврежденный причал № 3 и представить свои соображения по его срочному восстановлению. После выполнения первых двух заданий необходимо установить связь с командирами соединений, ожидающих переправы, и отрегулировать с ними порядок перевозки людей и боевой техники. Для выполнения этих и других заданий в спокойное время потребовались бы дня, а сейчас все нужно сделать быстро, на ходу, в самые сжатые сроки.

Начинаю связываться с переправами и тут же сталкиваюсь с первым препятствием: нет ни позывных, ни установленного кода. Приходится всякий раз страстно убеждать телефонисток соединить с той или иной переправой. Но вот наконец сводка составлена, и я не переводя дыхания бегу на поиски причала № 3. А где этот причал, один аллах ведает, и спросить не у кого. Идти же вдоль берега нельзя. Немцы беспрерывно освещают передний край ракетами и ведут довольно сильный минометный огонь. Наконец нахожу причал, и с отделением саперов подводим для усиления две дополнительные рамы, исправляем настил. Усталые, мокрые, уходим лишь тогда, когда отправляем первую баржу с ротой прибывших сибирских стрелков. 

— Эти Сталинград немцам не отдадут, — слышу из темноты приятный молодой голос. — Они выстоят.

— Счастливого пути! Желаем удачи! — кричат саперы сибирякам, отчалившим от берега.

Обстрел усиливается. Все чаще слышны глухие стоны раненых бойцов. Обратно в блиндаж добираюсь с трудом между высокими песчаными дюнами. Доклад о выполнении указаний Шестакову, видно, понравился, но генерал замечает:

— То, что вы сделали на третьем причале, неплохо, ну а как идет переправа на двух других?

Вопрос удивляет меня.

— Товарищ генерал, ведь вы приказали мне...

— Хотите сказать, — прерывает он, — что это не входило в вашу задачу? Неверно. Прежде всего подчиненный не имеет права возражать своему командиру. А потом, где же ваша инициатива, ведь вы начальник отдела, не правда ли?

Стою перед генералом промокший, усталый, какой-то раздавленный. Так хочется спать, что я уже ни на что не реагирую. И только Шестакова вновь вызвали на берег, я тут же свалился на единственную стоявшую здесь койку. Сколько проспал, не помню. Очнулся, когда кто-то крепко потянул за ухо. Протираю глаза — Шестаков.

— Боевое крещение получили, — участливо, по-дружески уже говорит он, — теперь поедем к себе, а то совсем рассвело... немцы скоро бомбить начнут.

Генерал вынул пачку папирос, угостил и заговорил:

— Видишь, опять мы с тобой возвращаемся на рассвете, как в довоенное время. Помнишь спящий Каменец-Подольск, строительство укреплений на границе? Кажется, давным-давно это было...

* * *

В сентябре 1942 года, когда оборонительные бои в Сталинграде приняли особенно ожесточенный характер и потребовались инициативные, смелые инженерные решения, 62-я армия осталась без начальника инженерных войск. Командарм В. И. Чуйков решительно требовал назначения нового инженера, а Шестаков ничего не мог сделать: М. П. Воробьев обещал прислать «железного» начинжа, но с выполнением обещания, видимо, не спешил. А был дорог каждый день.

И вот прямо с переправы «виллис» стремительно подъехал к штабу и остановился под разросшимися зелеными тополевыми кронами.

— Зайдемте ко мне, — вылезая из машины, пригласил меня Шестаков. — Позавтракаем и подумаем, чем бы нам помочь саперам шестьдесят второй армии. Немцы там пытаются захватить рабочие поселки Красный Октябрь и Баррикады, а мы их и не пустим. Да, не пустим!

— А как сделать?

Генерал взял одежную щетку и стал усиленно счищать с себя обильную белую приволжскую пыль.

— Фашисты не прорвутся к Волге, если мы сумеем каждую улицу, каждый квартал превратить в опорные пункты. Теперь-то от нашего умения, от нашего инженерного искусства очень многое зависит.

В блиндаже было светло, но немного отдавало сыростью подземелья. Самодельный небольшой стол, искусно сделанный руками неизвестного сапера, накрыт плотной коричневой бумагой, а две стоящие на нем эмалированные миски, наполненные до краев жирным борщом, дымились и издавали приятный запах.

Пока прихрамывающий после недавнего ранения ординарец кружил вокруг стола и заканчивал все приготовления к обеду, мы занялись просмотром свежих газет.

— Союзники по-своему воюют, — сокрушается Шестаков. — Вот послушайте: «На Египетском фронте в ночь на 14 сентября продолжалась активность патрулей. На Тихом океане в секторе Оуэн Стенли положение без перемен»... Впрочем, давайте лучше поедим и не будем портить себе аппетита.

За столом Шестаков не спеша, но подробно выспрашивал, чему нас учили в академии по обороне городов, какие советовали устраивать заграждения, огневые точки в зданиях.