На боевых рубежах

Я утвердительно кивнул головой.

— Ах, значит, знаете уже... И чем вы, голубчик мой, его порадуете? У вас есть готовые проекты?

— Какие могут быть проекты, товарищ полковник? — возразил я. — Вы сами ведь читали директиву, что строить по-старому запрещено.

— Опять вы говорите мне по-старому. — Шестаков сделал особо ударение на последнем слове. — Но ведь нового я пока что не вижу, и когда оно еще будет, тоже неизвестно. А строить надо, иначе может быть упущено самое лучшее летнее время.

Не желая раздражать и без того взволнованного начальника, я стал по команде «смирно» и тихо сказал, что жду его указаний.

— Каких это вам надо еще указаний? — неожиданно вспылил полковник. — Это вам не академия, голубчик мой. Вы сами теперь инженерный начальник. Действуйте самостоятельно... Я пока что корпусный инженер, — с некоторой иронией добавил Шестаков. — Вот возьму и уеду к себе в Житомир и буду опять ремонтировать в лагерях конюшни и уборные.

* * *

«Колесо истории вертится, не заботясь о вычислениях ученых» — гласит древневосточное изречение. Бегут, бегут события, большие и малые, по необъятным просторам мира. И несут они людям в больших пригоршнях и счастье и горе.

В знойное лето 1938 года политическая атмосфера Европы была достаточно накалена. Над небольшим, но культурным и свободолюбивым чешским народом занес свой обнаженный меч германский фашизм. Маленькая славянская страна, вытянувшаяся узким длинным клином в центре Европы, окруженная с трех сторон гитлеровской Германией, переживала в те дни величайшую катастрофу, теряя свою независимость. Недавние ее «друзья», и в первую очередь Франция и Англия, предали в Мюнхене 15 миллионов человек.

Под Москвой в те дни шел показ опытного строительства железобетонного пулеметного сооружения по новым чертежам и инструкциям. Руководили постройкой вернувшиеся недавно из Чехословакии военные инженеры В. А. Болятко и М. А. Ковин.

Как это всегда бывает, когда одновременно делом руководят несколько начальников, работа явно не спорится и может служить, пожалуй, больше образцом того, как не надо строить. Неразбериха и сумятица на опытном полигоне вызывали, с одной стороны, не мало шуток и острых стрел по адресу Ковина и Болятко, а с другой — вполне заслуженное негодование заместителя начальника Генерального штаба комкора К. А. Мерецкова.

Выше среднего роста, круглолицый комкор, несмотря на свою полноту, аккуратно к 11 часам утра приезжал к месту постройки и, расхаживая по эстакаде, с одними делился впечатлениями и расспрашивал о нуждах на местах, других строго отчитывал. Больше всех доставалось начальнику инженерного управления Наркомата обороны. Будучи общевойсковым командиром, этот начальник мало разбирался в инженерных вопросах и в сути гигантской оборонительной стройки, развертывавшейся от Балтики до Черного моря.

— Вы знаете, — обратился Мерецков к группе стоящих возле него начальников, — как ваши Болятко и Ковин меня подвели на прошлой неделе? Слыхали, а?

— Нет, не знаем, товарищ комкор, — за всех ответил Василий Иванович Мелентьев.

— Тогда послушайте. Знать это полезно. Понимаете, поздно ночью звонят: «Товарищ комкор, макеты боевых сооружений готовы к осмотру». Это вон те, — комкор указал в сторону опушки леса, где виднелись большие серые силуэты.

— Ой какие бандуры! — вырвалось у Аралова.

— В том-то и беда, что бандуры, как вы их назвали. Я пригласил наркома, а он, как увидел их, говорит мне: «Ей-богу, если бы я не знал, что это не сооружения, а макеты, да сделанные еще по привезенным чертежам, я бы спросил: «Какой это вредитель строил?» Я сказал Клименту Ефремовичу, что мы и не собираемся так строить. «Ну зачем тогда показываете? Что чехи так вынуждены строить, — продолжал нарком, — это понятно. Маленькая страна. Ей противостоит сильный, коварный противник — фашистская Германия. Надо, следовательно, занять оборону и иметь такие мощные сооружения, в которых можно отсидеться до подхода помощи извне. С другой стороны, высокие помещения обусловливаются спецификой чехословацкого театра военных действий, понимаете: горы. Надо прострелять из одного и того же оружия и глубокие долины и вершины. А что у нас общего с этим?»

Я пытался успокоить товарища Ворошилова, сказав, что понимаю его указания. «Нет, наверное, вам не все понятно, — возразил он. — Если бы все было для вас ясным, то сами сюда не ездили бы и меня не возили. Наша оборона, — продолжал нарком, — не обычная, а оборона активная. Ждать помощи извне нам неоткуда, а отсиживаться долго мы тоже не собираемся. Тогда зачем же такие фортификационные небоскребы? Не правда ли?» Климент Ефремович вскоре же уехал. Теперь, думаю, вы понимаете, почему я так часто и крепко отчитываю наших инженеров.

Перед вечером автобус, набитый до отказа шумными пассажирами, увозил нас в Москву, в гостиницу «Европа». Сборы заканчивались. На другой день предстояла встреча с Наркомом обороны в Генеральном штабе.