На большой реке

Чувство еще никогда не изведанного им счастья несло его: в свете «юпитеров» он успел рассмотреть, что Светланка была в той самой вязаной лыжной шапочке, и в том самом красном шарфике, и в тех самых ярких перчатках-крагах, что он привез для нее из Москвы. «Простила! Не сердится!..» — этой мыслью сейчас было наполнено все его существо!

37

Никогда бы прежде этот человек не поверил, что он, Василий Орлов, до такой степени может подчиниться «какой-то девчонке»! Сколько раз он именно так и говаривал, да еще и с каким презрением, какому-нибудь из товарищей: «Да неужели ты уж настолько обеспамятовал, что какая-то девчонка тобой командует? Любить люби, да не теряй же ты, брат, мужского самолюбия!»

Впрочем, скажи ему кто-нибудь со стороны, что Светлана Бороздина командует им, он бы только рассмеялся: «Светланка — мной?!»

Да и в самом деле, откуда это видно? Ну, сидят они однажды со Светланкой у Бороздиных, готовятся совместно к зачету по гидравлике, и вдруг ни с того ни с сего Светлана взглянула на его чуб и говорит:

— Ну зачем ты распустил свои локоны? Они же тебе мешают заниматься. Закрывают глаза. Ты думаешь, это красиво?

— А я и не замечаю, — чуточку смутившись, отвечал он, отводя от своего глаза светлый, крупным завитком чуб.

Наталья Васильевна посмотрела и сказала:

— И чего ты его терзаешь, Светлана? То, что мешает заниматься, — это для него ничего. А вот придет время, скажет ему любимая девушка, что ей это не нравится, и сейчас же изменит прическу.

Наталья Васильевна обращалась с ним попросту.

С тех пор как во время ареста Максима Петровича, когда старые друзья-приятели стали избегать их, а Вася Орлов по-прежнему оставался другом-защитником Светланочки и по-прежнему вступал в их жилище робко и застенчиво, готовый на всякую помощь, у Натальи Васильевны стало отношение к нему, как к родному, как к подлинному «двоюродному брату» Светланы, каким он объявил себя тогда в котловане.

В следующий раз Вася пришел с зачесом назад.

Широкий его лоб был открыт. И это действительно куда больше ему шло.

Или такой случай. Как-то они со Светланкой занимались проклятой гидравликой. Туго давалась она Василию. Другое дело — машиноведение, детали машин или организация и механизация земляных работ. «Тут я сам как молодой бог!» — смеясь, бахвалился он. Зато про Светлану он говорил, что она в гидравлике «как рыба в воде».

Особенно изнемогал он над математическими методами прогноза речного стока — динамика русловых потоков не давалась ему. Недаром же еще Галилей сказал, что легче вычислить пути движения далеких звезд и планет, чем движения воды в самом маленьком ручейке. Василий Орлов убедился в этом. На протяжении всего курса слабая подготовка в математике сильно мешала ему. И по гидравлике Светлана занималась с ним почти как с учеником.

Но ученик ослабевал быстро. От гидравлических расчетов он быстро тупел. То начнет вертеть какой-нибудь предмет на столе, то звонко проводит карандашом по своим белым зубам, как мальчишка палкой вдоль тына, а то, воспользовавшись минутным отсутствием Светланы, включит радио. Светлана сверкнет глазами и тотчас же выключит.

Утомляли эти занятия и ее. Устраивались частые перерывы. И вот как-то в один из таких перерывов Светлана смотрела, смотрела на своего ученика, а затем, приказав ему не шевелиться, подошла и повязала ему голову маминым платком.

Отошла, полюбовалась. Поправила платок. Василий сидел спокойно. Его длинное, мужественных, резких очертаний лицо с крупной челюстью, можно сказать, не очень-то выиграло от этого наряда.

И Светлана, еле-еле сдерживая смех, наконец, не выдержала: она упала на диван и, молотя ногами в воздухе, хохотала и вскрикивала.

Это было в воскресенье. Мать была дома. Испуганная, прибежала она. Заглянула в комнату Светланы и ахнула:

— Светлана! И не стыдно тебе? — и сделала шаг — избавить Орлова от необычного головного убора.

Светлана стукнула кулаком о спинку дивана, надула губы:

— Мамка, не смей!..

— Да ты с ума сошла?!

Но вмешалась сама жертва ее озорства: Орлов, все такой же недвижимый, сделал рукою знак, что, дескать, ничего, шутка и шутка!

И Наталья Васильевна поспешно ушла, сама еле сдерживая хохот. Нахохоталась в кухне.

Когда Орлов ушел, она опять стала выговаривать Светлане:

— Ну ты подумай: ведь он на пять лет старше тебя!

— Это не его заслуга. Раньше родился, вот и старше!

Что было делать против такой логики!

— Ты посмотри, как все его у нас уважают, папа твой как к нему относится, а ты...

Светлана досадливо ее перебила:

— Ну, что ты, мама, за него заступаешься? Есть же у него свой язык!

— Ох, Светлана, Светлана!..

Иной раз, когда они готовились к очередному зачету, она даже ставила ему отметки по предметам, в которых она была сильнее его, и если оценка была неважной, он сильно огорчался.

Никогда и ни к кому не испытывал Василий Орлов такого чувства, да и не подозревал, что оно существует.

Наедине с самим собой он не раз сравнивал его с тем, что было у него с Тамарой, что испытывал он к Нине Тайминской. Нет, нет, это было не то!