На большой реке

— Вот хорошо, что я вас застал, товарищ Марьин! — начал Упоров, приветствовав его.

Марьин взглянул на ручные часики, затем — на площадь, на которую в это время выезжала из-за угла его «Победа», и прогудел покровительственно:

— Давай, давай, Иван Иванович, только покороче. Еду на правый берег. Если по пути — могу подбросить, садись.

— Спасибо. Сейчас мне туда путь не лежит, — ответил Упоров. — А дело у меня вот какое...

Он начал было рассказывать Марьину о несчастье Асхата и о своем столкновении с Кусищевым.

Марьин остановил его.

— А, ты вот о чем! — произнес он с досадой. И затем, повышая голос, сказал, рубя воздух большим, в кожаной перчатке кулаком:

— Мне Кусищев все рассказал. Знаю. Считаю, что он полностью прав. И твое и тем более свое вмешательство нахожу здесь совершенно неуместным. Все.

С этими словами он стал спускаться к машине.

— Товарищ Марьин! — сказал Упоров. — Кусищев вам, быть может, невесть что наговорил!.. А ведь если мы Асхата Пылаева...

Марьин приостановился.

— Товарищ Упоров! — произнес он раздельно, веско, угрюмо. — Мне все ясно. И давай будем этот разговор кончать...

И, уже не оборачиваясь, пошел к машине.

Упоров стоял на ступеньке крыльца. Гнев закипал у него на сердце. Сперва не мог доискаться слова. Наконец:

— Нет, не кончен наш разговор, а мы его продолжим в другом месте! — вырвалось у него.

54

Вернувшийся из своей десятидневки Рощин рычал и неистовствовал.

«Речной адмирал» после первого же свидания с начальством укрылся за больничный листок. Жена Кусищева при встречах со знакомыми всем и каждому сообщала, что у ее мужа «прединфарктное состояние».

С Марьиным у начальника строительства впервые произошел тяжкий разговор.

Но больше всего Рощин негодовал на самого себя.

— Заблагодушествовал! — зло издеваясь над собой, рычал он на совещании. — Ну как же, меньше чем за сутки перекрыта величайшая река Европы — герои, победители стихий! Отпуска, награды: отдохните, мол, перед новым броском. А уж товарищу ли Рощину не передохнуть — предводителю героев!.. Никогда я себе этого не прощу. В этакое время вздумал «отбыть» на отдых!..

И всей своей волей, недюжинной энергией, всем своим огромным опытом да и не малыми познаниями инженера-строителя Рощин налег, что называется, на все рычаги.

Теперь он почти безвыездно жил на своем правобережном КП, выезжая на левый берег лишь для срочных переговоров по прямому проводу с Москвой.

Но как не хватало ему в эти дни советов и решений Андриевского! Несколько раз пытался он, явочным порядком, дорваться до старика, но всякий раз вынужден был отступать перед решительным заявлением врачей, что для больного любые производственные беседы вредны.

Андриевскому даже и не докладывали, что начальник строительства заезжал к нему в больницу. Передавали только, что звонит каждый день — передает приветы от всех инженеров и желает ему скорейшего выздоровления.

Лучшие инженеры управления были переброшены Рощиным на объекты.

Снова, как в первые годы, на инженерные, ответственнейшие совещания у начальника гидроузла стали звать не только инженеров, но и десятников, и бригадиров, да и рядовых бетонщиков, арматурщиков, экскаваторщиков, бульдозеристов, водителей самосвалов.

Народ был доволен, но и подшучивали.

— Заметно наш товарищ Рощин опять приблизился к массам! Дело хорошее. Да и давно бы так!.. А зимушка люта хочет быть!

Она и впрямь была лютой. Палящие морозы с резким ветром, с метелями громоздили торосы препятствий буквально на каждом шагу. Потянулась беспросветно мучительная, истязующая полоса укладки «большого бетона» в условиях зимней стужи. По себе знает каждый гидростроитель, что сие значит! Казалось, уж такая тщательная была сделана подготовка к зиме, но вот пришла она — и отовсюду понеслись в управление крики и жалобы: одеял не хватает для утепления бетона, а их было заготовлено свыше десяти тысяч! Что — одеял! Скоро простые опилки, простые камышовые маты стали цениться на вес золота. Все это и можно было заготовить, да вот беда: зима не хотела ждать! А попробуй в лютую стужу класть бетон и блоки без прогрева, без утепления! И вот задача прогрева бетонируемых блоков всеми возможными способами — и электричеством, и острым паром, и горячей водой, и газовыми горелками, и просто, наконец, «мангалками» с раскаленным углем — эта задача заняла сейчас лучшие умы инженеров и рядовых бетонщиков.

Навсегда в сознании каждого, кто был в эту зиму на бетоне, врезались те грозные дни и ночи. И через много лет будет просыпаться иной из прорабов или начальников участков в холодном поту от кошмарного сна, с застывшим на устах криком: «Пару нет в блоке! Стынет бетон! Вызывайте комиссию! Придется заштрабить блок!»