На большой реке

Далее, это... — продолжал докладчик и тут же с внушительной расстановкой пригибал пальцы, отчего за каждым это как бы воочию становилась видна бесконечность перечня, вся необозримость объема предстоящих работ, — далее, товарищи, и одновременно, это сотни километров шоссейных и железных дорог. Без дорог мы на первых порах задохнемся, несмотря на то, что в месяцы навигации в нашем распоряжении природой созданная, великая дорога — Волга... Производственная база — это и несколько огромных промышленных предприятий. Это ремонтно-механические заводы. Это автобазы... Складские помещения. Деревообделочные комбинаты — «доки»... Это бетонные заводы... Котлован под здание электростанции. Намыв исполинской перемычки для защиты котлована... Забивка стального шпунта, десятков тысяч тонн: Это развертывание взрывных работ и заготовка нерудных материалов. И... словом, многое, многое другое!..

Надо только работать, работать по-большевистски!

Однако план капитальных работ в первом квартале у нас был сорван...

Рощин остановился на миг. Отер платком выпуклый лоб. Отпил глоток воды.

В зале стояла тишина.

Начальник строительства, хмурясь и сопя, обвел глазами притихнувшие ряды молодых строителей и затем продолжал:

— Только план апреля благодаря широко развернувшемуся социалистическому соревнованию был перевыполнен. Но мы не закрепили успеха. И в мае у нас опять плохо, товарищи!..

Далее он сказал о «невводе» жилищных объектов в эксплуатацию, о «незавершёнке», о чудовищных перерасходах, о больших убытках от простоя рабочей силы и экскаваторов, о варварском отношении к механизмам, о расточительстве в расходовании материалов, о «беспутном» — он так и выразился — складировании.

— Так строить нельзя! — раздельно, веско, рокочущим своим басом произнес начальник строительства и слегка пристукнул большой, пухлой рукой о край трибуны.

Вода в графине колыхнулась, и по алой скатерти стола долго ходили круговые и спиральные отсветы.

Сказал товарищ Рощин неласковое слово и о работе так называемых подрядных организаций. Досталось и «Центромонтажу», и «Стальмонтажу», и «Электромонтажу», и целому ряду крупнейших заводов-поставщиков.

Он потряс зажатой в руке толстой пачкой телеграмм, вопивших об ускорении поставок. С горечью и с тревогой сказал о том, что топчется на месте прокладка через горы линии электропередачи — ЛЭП, жизненно необходимой для питания всей стройки электроэнергией. И, напоминая о том, что комсомол строительства объявил ее комсомольским объектом, воскликнул:

— А где ж были комсомольцы, чтобы помочь расшить это узкое место?!

Должно быть, оратору понравился этот патетический, неожиданный для собрания попрек, и он в дальнейшем еще раза два прибегнул к нему.

Однако он не преминул тут же сделать оговорку.

— Товарищи! — переходя на отеческую задушевность, сказал Рощин. — Пусть не поймут меня так, что это урок! Нет, это призыв! Среди комсомольцев, среди молодых строителей и правого и левого берегов немало уже и таких имен, о которых гремит трудовая слава по всему Советскому Союзу...

И он перечислил многих комсомольцев.

— Да и не в обычае ваших отцов, не в обычае старшего поколения, коммунистов, сваливать свою вину, упущения, недосмотры, неразворотливость на кого бы то ни было. Мы не любители подобных раскладок. Вы знаете, — размеренно, четко, так, что собрание насторожилось, произнес он, — вы знаете, что я всегда ищу конкретного виновника недочетов и упущений. Но, к сожалению, нередко бывает так, что в первую очередь я доискиваюсь... — Тут он помолчал. — Докапываюсь до Леонида Ивановича Рощина... Поверьте, что и сегодня это, по существу, так, и не иначе!..

Смех. Аплодисменты. Ребята и девушки весело переглядывались.

И, чувствуя, что сейчас вот этим именно своим самокритическим признанием он вошел в сердца молодежи, Рощин возвысил свой голос и загремел:

— Утройте ваши трудовые усилия! Будьте застрельщиками могучего социалистического соревнования! Наращивайте разгон! Выше деятельность и зоркость контрольно-комсомольских постов! Может случиться, что какой-нибудь чинуша, бюрократ будет ставить вам палки в колеса, высокомерно фыркать на вас, не бойтесь: поможем!..

Молодежь в перерыве хлынула на улицу. Одни выстроились за пивом, другие предпочли квас, третьи — мороженое.

Девушки по двое и по трое, взявшись под руки, как где-нибудь в саду, на гулянье, прохаживались перед крыльцом «эрдека», прямо вдоль улицы, не имевшей тротуара.

Те, кто постепеннее, остались в прохладе каменного здания — за газетами, шахматами и шашками.

Но вот прозвенел звонок, возвещая конец перерыва, и огромная толпа неторопливо стала втягиваться внутрь здания.

Первой после перерыва взошла на узкую, обтянутую кумачом трибуну Нина Тайминская. Ей приходилось, конечно, выступать и прежде — на комсомольских собраниях в институте, а затем и здесь, однако впервые на таком большом. А тут еще вдобавок рядом с тобою сидят и смотрят почти в упор и начальник строительства, и начальник политотдела, и этот академик.

И уши у Ниночки пылали, как два кусочка кумача.