И далее речь шла уже конкретно о «Клондайке» и его базовой фирме, которая в своей рекламе обещала вылечить не только онкологические заболевания, но даже такие не поддающиеся пока еще лечению заболевания, как болезни Паркинсона, Альцгеймера, рассеянный склероз и прочая, прочая, прочая. Но главное, из чего качали золотишко фирмачи, это было все-таки «омоложение» с процедурой трансплантации стволовых клеток, в результате которой пациенты якобы сразу же сбрасывали по десять – пятнадцать лет и средняя продолжительность жизни увеличивалась на тридцать процентов. Комментарии были излишни. Шел развод на «бабки».
Глава семнадцатая
Дежурный медбрат выкатил на освещенное место каталку, на которой лежал прикрытый старенькой простынкой труп, и вопросительно покосился на московского опера, который придерживал за плечи поникшую, с заплаканными глазами на изможденном лице немолодую уже женщину. Ему, видимо, даже трудно было вспомнить приблизительно, сколько подобных опознаний он перевидал за годы работы в морге, и весь его страдальческий вид взывал к тому, что «пора бы и начинать, дорогие граждане-товарищи, неча время тянуть, если вы не хотите, чтобы еще один мертвяк лежал рядом – трубы-то, поди, не железные, особенно с дикого похмелья, они ведь горят, трубы-то».
Олег Майков вполне понимал его состояние, даже сочувствовал малость этому бедолаге, однако еще больше он опасался за мать Германа, которой предстояло опознать своего единственного сына. Она едва держалась на ногах, и Олегу казалось, что отпусти он ее хотя бы на минутку, и она рухнет на пол. Однако время шло, на него уже косился нетерпеливо не один только неопохмеленный вовремя страдалец серпуховского морга, пора было начинать, и он спросил негромко:
– Анна Васильевна, вы... вы готовы?
Она молча кивнула и словно застыла остановившимся взглядом на застиранной больничной простынке, которая медленно сползала с лица убитого...
Волосы, неестественного цвета лоб, закрытые глаза, заострившиеся скулы и нос, такого же цвета, что и лоб, губы...
Мать Германа приглушенно вскрикнула и, зажав рот рукой, стала медленно сползать на пол. Ноги уже не держали ее.
На помощь Майкову бросился судмедэксперт. Вдвоем они не дали женщине упасть, тут же оттащили ее в дальний угол и усадили на колченогий стул.
– Похоже, что признала маманька сына, – подвел черту уже привыкший к подобным сценам медбрат и философски изрек: – Как говорил Шекспир, все там будем.
Он покосился на судмедэксперта, с которым, судя по всему, он распил не одну бутылку серпуховского розлива, однако, сообразив, что тому не до его страданий, буркнул что-то себе под нос и скрылся за боковой дверью.
Присутствующий на опознании патологоанатом пытался привести в чувство мать Германа, тыкая ей под нос флакончик с нашатырным спиртом, а Майков уже теребил судмедэксперта:
– Слушай, мне срочно... понимаешь, срочно нужно заключение по этому клиенту. Мы и так уже потеряли столько времени, а если еще протянем, сам понимаешь...
– А ты можешь понять, что не я один буду подписывать его? – устало парировал судмедэксперт, отбиваясь от наседающего на него опера. – И раньше чем послезавтра...
– А если хотя бы завтра? – не отступал Майков. – Обещаю, в долгу не останусь.
– Ага, – хмыкнул судмедэксперт. – В случае чего отдельную камеру на Петровке предоставишь.
Оба засмеялись, и Майков произнес, махнув рукой:
– Завтра так завтра. Ну а сейчас-то мог бы хотя бы приблизительно обозначить причину смерти?
– Убийство, – пожал плечами судмедэксперт.
– А если более конкретно?
– Убит ударом по голове тяжелым тупым предметом. Думаю, кастетом. Удар пришелся в затылочную часть, как бы сверху вниз. И еще одно. Судя по характеристике удара, убийца – левша.
Очередное оперативное совещание опять проводил генерал Яковлев, и те из оперов, которые еще не очень-то прониклись въедливостью начальника МУРа, порой почти занудной, могли бы даже предположить, что он имеет в этом деле какой-то свой интерес. Однако те коллеги по Петровке, которые уже не один год тянули одну с Яковлевым лямку, хорошо знали, что никакого личного интереса у него в уголовных делах нет, кроме, пожалуй, одного – преступник, тем более убийца, должен быть изобличен и сидеть в тюрьме. Именно в этом он и видел смысл своей работы в прославленном МУРе. А посему и оперативные совещания по особо сложным и запутанным делам, тем более по таким делам, где начинало действовать неизживаемое на Руси телефонное право, он зачастую проводил самолично. Кому-то из заместителей Яковлева это явно не нравилось, кое-кто из начальников отделов усматривал в этом излишнюю опеку, что тоже не могло особенно радовать, что же касается начальника убойного отдела МУРа, то он, оставаясь даже на своей должности прежде всего сыщиком, видел здесь прямую заинтересованность генерала итогом расследования, и это, естественно, не могло не подстегивать оперов в работе.
Хотя и приходилось порой выслушивать от шефа нечто такое, что он и сам иной раз вкладывал в уши своих подчиненных.