Читаем На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове полностью

Ворошилову показалось, что, понаблюдав за обучением рубке, командующий утратил интерес ко всему остальному. Ехал, не глядя по сторонам. Оживился немного, когда встретили несколько саней с сеном. Остановил возчиков, спросил, откуда берут, много ли там еще, кому сено принадлежит? Возчики и сами не знали, чье оно. Приметили скирды в степи и пользуются.

- А хозяина, значит, нет?

- Вроде не объявлялся.

- А если объявится?

- Пущай, - пожал плечами возчик. - Не в свой карман, для войны леквизируем.

Проводив сани взглядом, Тухачевский произнес невесело:

- Голод будет.

- Почему?

- Белые брали, мы берем... Каково крестьянам?

- Мы не трогаем бедняков, стараемся ничего не требовать у середняков. Люди сами отдают последнее.

- Я о другом. Весна, сев приближается, а на юге, в самых урожайных местах, примерно половина земли пустовать будет. По моей прикидке - больше половины. Обрабатывать некому. И не хотят много пахать - только для своей семьи... Была у нас с товарищем Орджоникидзе идея перевести некоторую часть войск, особенно кавалерию, на полумирное положение. Конная армия - Трудовая армия. Совместить временно и то и другое...

- Очень даже интересная мысль, - сказал Ворошилов. - Лошадей у нас вполне достаточно, люди по земле стосковались. Даже как отдых... Если обстановка позволит...

- Боюсь, что нет, - покачал головой Михаил Николаевич. - Мы советовались с Москвой.

- И что же?

- Продолжим этот разговор в штабе.

- Понятно, - кивнул Ворошилов.

Они были уже неподалеку от площади, когда внимание Тухачевского привлек большой бревенчатый дом, похожий на школу. Из открытых форточек валил махорочный дым, слышался разноголосый шум.

- Сюда попрошу, - посуровел командующий, сворачивая в открытые ворота. - Что здесь?

- Не имею представления, - пожал плечами Ворошилов. Подумал с тревогой: «Неужели гулянка? Среди дня, под боком у штаба... Не может такого быть!»

Распахнув дверь, первым вошел в просторную комнату. За столом и на лавках вдоль стен тесно сидели бойцы. Без оружия, многие даже без ремней. Гимнастерки, рубахи, трофейные френчи и кители.

- Что за сбор? - резко спросил Климент Ефремович, чувствуя, что от напряжения вот-вот прихлынет кровь к голове. - По какому поводу?

И сразу обмяк, расслабился, увидев шагнувшего навстречу комиссара полка - кряжистого, строгого Елизара Фомина.

- Товарищ член Реввоенсовета, провожу занятия с активистами, которые готовятся в кандидаты партии, - доложил комиссар.

Ворошилову удалось не показать своей радости, спросил ровным голосом, как о самом обычном:

- Какая тема?

- Борьба с пережитками проклятого прошлого в сознании наших бойцов.

- Какие пережитки имеются в виду? - поинтересовался Тухачевский, и все удивленно посмотрели на него. Наверно, приняли за ординарца. Чего встревает молодой чернявый в разговор старших?!

- Мы имеем в виду религию, пьянство, грубость, трусость, плохое отношение к женщинам, - объяснил Фомин, обращаясь к Ворошилову. Тот хотел представить командующего, но Тухачевский отступил к порогу, давая понять, что называть его совсем не обязательно.

- Хорошо, - сказал Климент Ефремович, - Только надымили очень. Мы ехали мимо, подумали, дом горит.

- Без курева нам невозможно, - весело отозвался кто-то. - Больно уж тема трудная, в голову не влезает.

- А между прочим, курево тоже пережиток, - сказал Ворошилов.

- Не могет быть!

- Все курят!

- Не очень, конечно, существенный, а все-таки пережиток, - с улыбкой продолжал Климент Ефремович. - Наследство проклятого прошлого. От безвыходных тягот приобщались. А здоровью махорка никак не на пользу.

- Оно, конечно...

- А вы сами-то?

- Не курил, не курю и другим не советую.

- Может, из старообрядцев?

- Мать и отец - православные. Но не люблю, не втянулся.

- Во как!

- Это что же, теперь всем бросать?

- Кто как хочет, - ответил Климент Ефремович. - Я не по службе, по дружбе отговариваю особенно молодых. Ну, до свидания, товарищи!

Вышли на улицу, на свежий воздух.

- Вы прирожденный агитатор, - засмеялся Тухачевский. - Даже тут не упустили возможность.

- Против курения я как против классового врага, - отшучивался Ворошилов. - Теперь куда мы? К артиллеристам?

- Достаточно. Я полностью согласен с мнением товарища Орджоникидзе о состоянии Первой Конной. Думаю, она вполне способна преодолеть большие трудности, которые ждут ее в недалеком будущем.

- Выход к Черному морю?

- Если бы только это, - понизил голос Тухачевский. - Белополяки, Климент Ефремович.

Они молча поднялись на крыльцо штаба, прошли в горницу. Лишь там, снимая шинель, Ворошилов спросил;

- Насколько это реально?

- Мы с Орджоникидзе получили шифрограмму от товарища Ленина. Вот, познакомьтесь.

Климент Ефремович читал медленно, стараясь понять и запомнить:

«Очень рад Вашему сообщению, что скоро ожидаете полного разгрома Деникина, но боюсь чрезмерного Вашего оптимизма.

Поляки, видимо, сделают войну с ними неизбежной. Поэтому главная задача сейчас не Кавтрудармия, а подготовка быстрейшей переброски максимума войск на Запфронт. На этой задаче сосредоточьте все усилия. Используйте пленных архиэнергично для того же».

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары