На бурных перекатах

– Давай, – пожал Антон протянутую ему руку. – Вот увидишь, я тебя не подведу. И с Остапом улажу, и твоих устрою, где скажешь. – Привстав, он засунул бумаги в свою планшетку и заторопился: – Ну, я пошел?

– Погоди. Тебя отвезут в ваше заведение.

– Так ты ж отпустил людей?

– Есть другой человек, – Полуяровский тоже встал, отошел к окну, вынул часы, и в тишину комнаты органично вплелась чудная мелодия. – Машина здесь, а он прибудет через полчаса. Нам с тобой нужна оперативность. Бумаги должны быть у Остапа прямо сейчас.

–*–*–*–

Владлен захлопнул крышку и раздвинул тяжелые шторы на окне. Стоя боком к Бузыкину, он залюбовался ярким месяцем, зависшим высоко на чистом, без единого облачка небосклоне. Окруженный оранжевым нимбом, тот словно заглядывал в комнату сквозь тюлевую занавеску, и в его отсвете четко обозначился профиль Владлена. Таким он и врезался в память Бузыкина, от одного вида часов мгновенно потерявшего рассудок. Что-то замкнуло в неполноценной голове чекиста, и он уже не отдавал отчета своим дальнейшим действиям. Судорожно глотая слюну, он не отрывал от них завороженного взгляда, и если бы художник в это время обернулся к нему, то сумел бы упредить трагедию.

Слишком много сказали бы ему эти безумные глаза.

Но он, напротив, любовно огладив вазу, полностью отвернулся от своего гостя и прислонился лбом к стеклу.

Бездумное, непозволительное пренебрежение к опасности. Этого оказалось достаточно, чтобы Бузыкин выхватил из-за пояса наган. Лишь на мгновение что-то похожее на укор совести шевельнулось внутри – он ведь спас меня тогда, – но тут же и заглохло в еще большем озлоблении: «Спас-то спас, но за человека не посчитал. Побрезговал, что одного поля ягоды. Нет, врешь, ягоды мы разные...» И дважды выстрелил ему в спину. И следом – вверх, в потолок, вроде как упреждающий. Кто потом разберет, какой выстрел был первый. Владлен вздрогнул всем телом, медленно повернулся и столь же медленно стал падать, увлекая за собой занавеску вместе со шторой; лицо его выражало полное недоумение. Он силился что-то сказать и не мог. «Зачем тебе!» – только и выдохнул и рухнул на пол.