На бурных перекатах

– Тогда слушай: я последнее время чего-то во сне все маму свою ищу. А я ведь и не помню ее вовсе. Но вот одно помню точно, – он торопился и так разволновался, что голос его задрожал. Оглянувшись еще раз по сторонам, почти шепотом продолжил: – Лет в шесть это было. Тогда детдомовский сторож наш (мы часто у него в подсобке околачивались) нашептал мне, что родители у меня есть, только отобрали, мол, меня у них. А их самих выслали куда Макар телят не гонял. То ли за то, что против власти были, то ли за то, что в Бога неправильно верили. Но они, мол, все одно за тобой вернутся. Он мне и фамилию мою настоящую сказал, и даже молиться меня учил, да разве бы я что тогда упомнил. Помню, что фамилия какая-то длинная да заковыристая была. Видать, не понравилась она мне. Но думал я только об одном – как бы меня поскорее оттуда забрали. И так мне это в башку втемяшилось, что долгое время меня от окошка оторвать не могли. Все ждал, что придут за мной. Я и сейчас уверен, что старик не врал, потому что вскоре его самого за ту самую веру арестовали, а нам сказали, что он был враг. Тогда нам все показалось таким неправдоподобным да странным: мы его любили, и он нас любил, а тут – нате вам! – тайный враг! И мы хоть и не верили в это, но сказать, конечно, боялись. Больше мы его не видели. Потом потихоньку я смирился, забывать стал. А вот после ранения опять места себе не нахожу: чудится все, что живы родители. Хоть и нет от этого проку: даже если и так, то я ведь даже фамилии их не знаю. Где искать? Кого искать? Мама зовет, а проснусь – никого. И я так понял, что к смерти это сны мне. Вот жаба и душит, – кивнул он на зажатую в руке четушку, – выпьешь, оно вроде бы и полегчает. Если бы не Серега – давно бы посчитался с жизнью. Но мы нужны друг другу: он – мне, я – ему. С ним хорошо: не укоряет, что из-за меня лишился всего. Никогда не напомнит, как тащил меня из того ада. Потому что даже этого не помнит, не говоря уже о том, кем был до ранения. Вроде как заново родился. И сразу без ноги. Э-эх, судьба – индейка, а жизнь – копейка. Теперь вот у него есть ты. А я, такой обрубок, кому нужон? – горестно закончил он и взглянул на Веру.

Она склонилась и ласково дотронулась до него:

– Богу, Жора. Богу ты нужен. И Сергей, и я, и ты – все мы нужны Отцу нашему Небесному.

– Я согласен идти с вами. Буду с вами, пока не надоем.

– Этого не случится, – заверил его Сергей.

– Я тоже так считаю, – поддержала его Вера. – Ну что, тронулись? Здесь совсем недалеко.