На бурных перекатах

Сказывают, что в городах-то мертвых теперь не хоронят, сжигают, а он же какой-никакой, а от земли мужик – не захотел по ихнему обычаю. И правильно, что не захотел: человек должон в земле лежать, а не в печах железных гореть. Гореть-то, мол, нам еще в аду придется. Не всем, конечно, но есть, кому... Тут бабы многозначительно поджимали губы, и все понимали без слов, о ком идет речь. О тех самых супостатах, что по наветам, а то и вовсе без причины забирают мужиков, и редко кто из них возвращается в дом свой. Похоже, в разряд супостатов был зачислен и Гурьян: дескать, привез жену и бросил на сестру. Пусть, мол, хоронит.

Но, к их удивлению, он вернулся через два дня. Дуня, придя с работы, застала его стоящим на коленях у койки с Ксенией. Когда же он поднял глаза, увидела в них столько тоскующей печали и неизъяснимой нежности, что невольно с жалостью прильнула к нему и стала гладить по голове, как маленького ребенка.

– Знаешь, если бы я не повез хоронить ее, то хоронила бы ты меня, – тихо промолвил он, не вставая с колен. – В тот день, Дуня, перестреляли всех моих друзей, а я должен был быть среди них. В засаду они попали. Выходит, она меня не только из духовного болота вытащила; она мне и земную жизнь спасла. Еще и поэтому, как я уже тебе сказал, буду ухаживать за ней. Пока не выживет, буду. А она-таки выживет, раз Бог дал мне такое знамение. И пусть это продлится до самой моей смерти – от слова своего не отступлюсь.

– Ну-ну, что ты о смерти-то заладил? – с укором шепнула Дуня и помогла ему подняться: – Ты лучше подумай, как ты собираешься ухаживать за ней, когда служба у тебя такая?

– Нет больше службы, – качнул он головой. – Комиссовали меня, Дуняша. И тут и радость, и беда. Радость, что буду теперь с тобой и Ксенией. А беда в том, что недолго протяну. Сам доктор меня по знакомству просветил. Я его когда-то от пули уберег, вот он мне и признался, чтобы я не шибко на жизнь-то замахивался. А то, мол, вздумаешь вдруг жениться да еще и дите родить. А зачем ребенку заведомой сиротой на свет являться да горе лаптем хлебать? В общем, спасибо ему за откровенность. Прав он. Поэтому у меня к тебе просьба.

– Какая, Гуря, говори. Сделаю все, что скажешь. Сам знаешь.

– Знаю, сестренка. Оттого и спокоен. Хочу, чтобы ты за ней продолжала ухаживать и после меня. Когда- то она все одно выздоровеет. Не может Бог сначала спасти, а потом в беде оставить.