На бурных перекатах

– Слава за то, что услышал нас. Помилуй и спаси Ксению.

– Помилуй и спаси и нас, грешных...

И если для сестер, умудренных опытом поста, Божья милость все же была в какой-то мере ожидаемым ответом на молитвы, то Гурьяну с Дуней столь очевидное деяние Бога, Его благословение стали духовным потрясением: чудом и в то же время знамением им самим!

Настолько зримо ощутили они присутствие Господа в своем сердце, что Гурьян в попытке успокоить сестренку сам упал на колени и, не стесняясь, заплакал.

Рудольф подошел к ним и обнял за плечи.

– Хотите ли вы покаяться? – тихо спросил он.

Брат с сестрой дружно закивали.

– Тогда я помолюсь над вами, а вы просите Господа простить грехи ваши и принять вас. Как умеете, так и просите. Он слышит вас.

И полилась самая благословенная в жизни Гурьяна и Дуни проповедь любви Христовой, просьба-молитва к Нему об их, как оказалось, самом сокровенном желании – быть с Господом, служить Ему. Выходит, подспудно они всегда думали об этом, но сами же и ставили душе заслон на пути к Богу. Теперь преграда рухнула, и в слезном покаянии освобождалась душа от рабства греха. И опять каждый в доме славил Бога, теперь уже за спасенные сегодня души.

– Прими их, Господи, – просил доктор Ромке. – Да будет благословенно имя Твое вовеки!

– Спаси и помилуй, Господи, всех приходящих к Тебе, – вторили вслед ему и обе сестры.

И, казалось, Сам Господь отвечал им: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7).

Долго еще после покаяния по-детски прерывисто всхлипывала Дуня, а сестры нежно обнимали и поглаживали ее. И в каком-то благоговейном отрешении пребывал Гурьян, все еще не до конца осмысливший свершившееся чудо. Теперь они все вместе спокойно ожидали, когда Ксения очнется вновь, чтобы разговорить ее, обо всем расспросить. Только по прошествии времени Ромке выяснит, что голос она потеряла, поэтому верующие их церкви не перестанут молиться за нее.

Молились они и за Гурьяна и, забегая вперед, скажем, что срок, отпущенный ему медицинской комиссией, то есть от силы год, не стал ему ограничением. Прожил он в полном согласии с Божьей волей и по Его милости еще почти пятнадцать лет.