На бурных перекатах

Кто говорил, что их давно арестовали, кто-то утверждал, что убили. А у меня только-только заканчивался условный срок, и, понятное дело, был я «на крючке» у милиции. В общем, времени на обдумывание, как уберечь мальчонку, не было, а приют показался мне самым надежным местом. Главное, думал я, чтобы никто не узнал, чей это сын, – ну, чтобы исключить тем самым возможный шантаж со стороны властей, когда объявятся родители. А уж им-то я нашел бы как сообщить, где он. Сдал его, как подкидыша: в то время это было обыденным явлением. Имя он уже выговаривал, а фамилию там придумали. Нянечка одна им залюбовалась, что, мол, экий видный парень – прямо загляденье. Вот он и вышел – Видов. Потом я и сам устроился сторожем в тот приют, чтобы присматривать за ним. А вот родителей так и не нашел. – Арсений тяжело вздохнул: – Мы бы с Марией забрали его к себе, но знали ведь наверняка, что не за горами следующий срок. Зачем же второй раз сиротить ребенка. Он уже смышленый был, когда я потихоньку рассказал ему о родителях: дескать, живые они. Мне, и правда, не хотелось верить, что их убили. Это уж потом поверил, когда очевидцы подтвердили. Но произошло это через много лет. Что стало с Жориком, не знаю. После второго срока я был уже невъездным в те края.

Арсений замолчал и вновь вопросительно взглянул на Лукина:

– А он, значит, жив? Ну, Жорик, то есть?

– Жив. С войны вернулся инвалидом, и тем больше теперь его тоска о родителях. И хоть понятия не имеет, кто они были, и тебя помнит смутно, но те твои слова о них запали в душу. И вот сейчас... – Лукин заколебался: говорить – не говорить. Решился: – Сейчас, когда он стал верующим человеком, в нем возродилась надежда отыскать их.

– Слава Богу! – в голос выдохнули Арсений с Марией.

– Он ведь не знает того, что знаешь ты. И это одна из причин, почему я здесь. Возможно...

Тут майор, наконец, перехватил жалобный взгляд Марии:

– Все, все, Арсений. Подожду, когда оклемаешься, подробнее расскажешь потом. А мы пока вот что сделаем.

Он встал, открыл свой походный саквояж и начал выкладывать его содержимое на стол. Потом взглянул вверх, на полати:

– А ну-ка, огольцы, слезайте, будем пить чай с кренделями! Смотрите: у меня тут еще и лампасейки, и сайки, и пряники есть. Слезайте-слезайте! Мария, позови детей.

– Ой, да куда же вы столько, – простодушно всплеснула она руками. – Вам же, поди, еще сколько времени ехать надо.