На бурных перекатах

– Все, да не все. В смысле, не все я тебе рассказал. Так вот, это его бывшая жена, Алина, которая якобы сгорела в аварии. Никакая она не Маргарита Котик: у нее и до этого были имена, и я их знавал, но от этого мне не легче. Главное – она меня увидела. А может, и специально приехала, чтобы увидеть и удостовериться, что это я. В общем, бегал я от одних, а попался другим. Получается, развела она тогда Бузыкина, как последнего фрайера. А заодно и Шклабаду, и в какой-то мере меня. И если, попав в руки полковника, я еще мог на что-то рассчитывать, то здесь мне полная труба. У тех, кто работает на Френкеля, нет места ни сантиментам, ни милосердию. Да мне и как-то не приходится сомневаться, что эта девка, будь она Алина, Марго или Тереза, постарается убрать старого еврея как можно скорее. Потому что у него есть один недостаток: очень много может о ней рассказать. Ведь я был ее наставником, когда она только начинала наводчицей у Мишки Япончика. Миша к тому времени с Натаном уже в паре работал. Хорошие были времена, приятно вспомнить. Но потом они иpменились: Мишу красные прихлопнули, а Френкеля тяжело ранили. Получилось так, что мы с ней, да и не только мы, не помогли ему: кому охота помогать без пяти минут покойнику, когда за одну эту связь можно было составить ему компанию на тот свет?! А он взял да и выжил. И пообещал нам, что, поскольку, мол, вы не протянули руку помощи, таки протянете ноги. Кто тогда мог знать, что он снова пойдет в гору? Да еще в та-акую гору! Теперь, похоже, Натанчик простил ее, раз отмазал от неминуемой вышки. Меня он не простит – я не баба. Это к ним он всегда питал cлабость. Поэтому у меня один выход, Сеня: идти сейчас же к «куму» и просить о встрече с ней. Хочу убедить ее, что того Шлеймовича, каким я был, давно нет. Что я – ноль против нее. Понимаю, чем это чревато, вот и решил попрощаться с тобой. Я пытался его отговорить, что, может быть, она даже не заметила его. Мало ли что: не подошла ведь.

– Нет, Сеня, – говорит, – у меня на опасность рефлекс, а я всегда придерживался правила, что лучшая защита – это нападение. Вдруг да удастся убедить, что я ей не опасен. Что и в уме не держу шантажировать ее. Это единственный шанс, и я использую его.

Он еще говорил, когда нас окликнул надзиратель и, оставив меня, повел его в штабной барак.