На бурных перекатах

Нет, никак не вызволит память. Он отыскал глазами поплавок. От легкого ветерка мелко зарябила заводь, и он замельтешил, закувыркался на этой зыби бело-голубым мячиком и понесся по воде, подобно месяцу на небе. И так же, как месяц, остался на месте, когда это легкое волнение улеглось. Сергей не сводил с него глаз. Все! Вот оно! Сейчас раздастся гнусавый, ненавистный голос капитана Бузыкина: «Сгною, паскуды! Всех сгною!»

И он раздается, этот крик. Сергей расслышал его так явственно, что вскочил на ноги... Но нога только одна; не удержался и со стоном повалился на песчаный берег бывший лагерник Медянский Сергей. И грохот последнего, рядом разорвавшегося снаряда услышал.

Но это услышал уже рядовой штрафбата. Вся жизнь перед глазами за одно мгновение! И Вера, жена любимая... И мама... Да ведь тут они. Или нет? Если прошлое вспомнилось и оно столь явно, то нынешнее, настоящее – сон? Где наваждение, где явь? Опомнился, когда затормошил его Иван:

– Сережа, что с тобой, что?

– Иван, я вспомнил. Лагерь вспомнил. Войну. Все. Скажи, у меня сейчас есть жена?

– Есть, Сережа, есть. Вера. Она твоя всегдашняя жена и была.

– Значит, и мама?

– Значит, и она. Нина Ивановна.

– Слава Богу, – шепчет Сергей. Но в разгоряченном мозгу вновь слышится скрипучий, с хрипотцой, будто гвоздем по ржавому железу, голос... И он подхватывает костыли: – Ваня, я домой попрыгаю. Что-то неладно там. Или со мной. Не знаю. Сердце не на месте.

– Дак ладно, ладно, иди. А я порыбачу еще и рыбу твою принесу. Клев-то больно хорош сегодня. Да за тобой-то я сейчас и не угонюсь.

Не знает Иван, радоваться ли тому, что ожил мужик памятью или горевать, что ум за разум зашел. Ну, да ладно, мол, к вечеру выяснится.

Только поднялся Сергей к дороге, тут на удачу Баймухан на бричке с бахчи возвращается. Подсадил попутчика, и – чух-но! – запылила арба по степной колее к поселку. Качается, болтается из стороны в сторону допотопная бричка, скрипит несмазанными колесами, трясется на ухабах – того и гляди, развалится. Но все быстрее, чем на костылях. И даже тряска дорожная не выводит из памяти страшный образ лютого начальника.