На чаше весов

На кивок нет сил. Пусть делает то, что считаем нужным. Я доверяю ему.

Тимур отходит, чтобы наполнить шприцы лекарством, и я перевожу взгляд на стоящего у моих ног Вадима.

Его челюсти плотно сцеплены, вены на висках вздулись от напряжения и злости. Он смотрит на мое лицо уже без былого беспокойства, и я гадаю, почему он вообще обо мне беспокоился. Я могла бы понять, если бы его беспокойство было страхом потерять дорогую игрушку, которая так ему нужна. Но это ощущалось не так. Я не стану себе врать. Это было чем-то иным. Его страх был больше похож на тревогу за дорогого человека. Я не понимаю, с чего вдруг ему испытывать подобное. Но еще больше я не понимаю, почему от осознания его тревоги за мою жизнь, мое собственное сердце сбивается с ритма и радуется, радуется, радуется. Глупое, больное сердце. Вадим тебя погубит, а ты так опрометчиво тянешься к нему.

Тимур подходит и берет мою руку в свою, протирает кожу спиртовой салфеткой, и я чувствую, как тонкая игла впивается в мое плечо. Никак не реагирую, продолжаю смотреть на Вадима и вижу, как его взгляд вдруг меняется. Он смотрит на руку Тимура, прикасающуюся к моему голому плечу, и сглатывает. Не знаю, что происходит в его голове, но, клянусь, в этот момент я вижу промелькнувшую на его лице боль. Самую настоящую.

Вадим отворачивается и отходит от дивана.

— Я вколол тебе нитроглицерин и успокоительное. — Произносит Тимур и кладет ладонь на мой лоб. Убирает мокрую прядь волос с моего лица и ласково добавляет. — Теперь спи, Агата. Спи.

Чувствую, как веки тяжелеют и больше не сопротивляюсь. Меня куда-то уносит, я будто плыву, погружаюсь под воду, но это меня совсем не пугает. Уже, балансируя на грани сна и реальности, сквозь толщу воды слышу грустный голос Тимура.

— Однажды ее сердце может не выдержать. — Шаги. Молчание. Тишина.

— Ты не знаешь… что способно выдержать ее сердце. — Через время отвечает затихающий голос Вадима.

Понять бы, что это значит, но гадать и размышлять над загадочной фразой нет сил. Я уплываю. Не знаю, что он имел в виду и даже не пытаюсь разобраться. К тому же вполне возможно, что все это мне уже просто снится.

Глава 33

Просыпаюсь от невыносимой головной боли. Утренний свет бьет в глаза, едва слегка приоткрываю веки, и заставляет поморщиться. Не сразу понимаю где я. Смотрю вокруг, оглядывая пространство в поисках своей сумки. Мне необходимо обезболивающее.

Скольжу взглядом по кабинету и натыкаюсь на стол, стоящий у окна. Сидя в кресле и положив голову на руки, сложенные на столе, спит Вадим.

Сползаю с дивана и иду к столу, у которого валяется моя сумка. От звука расстегивающейся молнии Вадим вздрагивает. Резко поднимает голову и смотрит на меня расфокусированным взглядом.

— Агата? — Спрашивает хриплым после сна голосом, будто ожидал здесь увидеть кого-то другого. Прочищает горло и трет глаза пальцами. — Ты… Как ты?

Не отвечаю. Выковыриваю таблетку Адвила и закидываю в рот. Тянусь через весь стол за графином с водой и пью прямо из него. С грохотом ставлю графин на стол и наконец замечаю взгляд Вадима, направленный куда-то в район моего живота. Опускаю взгляд вниз и вижу, что стою перед ним в трусах и почти прозрачном бюстгальтере.

— Черт. — Сдавленно чертыхаюсь и возвращаюсь к дивану. Мое мокрое платье так и лежит на полу, так что я закутываюсь в плед и, сажусь. Закрываю глаза, тру виски, ожидая действия обезболивающих.

Через пару минут, Вадим опускается рядом.

— Я должен отвезти тебя в больницу. — Звучит справа его сдавленный голос.

— Зачем? Я в порядке. — Поворачиваю голову и смотрю на его профиль.

— Миттер велел. — Нехотя отзывается Вадим и кривится от произнесеной фамилии, как от зубной боли.

— Ладно. — Соглашаюсь я, отмечая как челюсти Вадима тут же сжимаются. — Только дай мне несколько минут. — Откидываюсь на спинку и закрываю глаза.

Вадим молчит некоторое время. Не двигается. Кажется, даже не дышит.

— Ты давно навещала маму? — Внезапно тихим надтреснутым голосом спрашивает Вадим.

— Ни разу с тех пор… — Отзываюсь, сглатывая подступивший горький ком. — Я не видела ее больше восьми лет.

Вадим вздыхает и снова замолкает. Молчит еще несколько минут, затем снова говорит:

— Она так кричала, когда обнаружила меня в твоей постели. — Грустно усмехнувшись, Вадим, устало откидывается на спинку рядом со мной. Уставившись в потолок, вкрадчивым голосом продолжает. — Представляешь, голый мужик в постели у несовершеннолетней дочери… Она проклинала меня… Желала мне всяческих бед, угрожала отрезать все, что болтается. Размахивала скалкой, как боевым мечом.

Смеюсь, сквозь подступившие слезы, представляя эту сцену. От того, что не могу с точностью воспроизвести в памяти мамино лицо, больно щемит в груди. Горькая слеза скатывается по щеке, и я вытираю ее пальцами.

— Ты должна поехать к ней… — Вдруг говорит Вадим рядом с моим ухом. — Я хочу, чтобы ты поехала. Когда немного придешь в норму.

Поворачиваю голову и вижу лицо Вадима в нескольких сантиметрах от моего.

— Ты правда отпустишь меня?

— Да. — Просто отвечает Вадим.