На чёрных водах кровь калины

В том чистом поле, синем, словно лён,
где только ты, а более — ни тени,
взглянул и замер — вздыбились в смятеньи
сто теней. В поле, синем, словно лён.
В том чистом поле, синем, словно лён,
судил Господь возвысить нашу душу.
Послушай поле. Сам себя послушай
в том поле. В поле, синем, словно лён.
Сто чёрных теней преграждают путь,
уже, как лес, растут они, ступают
след в след и, удлиняясь, заставляют
в тугой клубок стезю твою свернуть.
Нет. Выстоять. Нет. Выстоять. Постой.
Остановись. Стоять. На этом поле,
что словно лён. Познай свою неволю
тут, только тут, на родине чужой.
В том чистом поле, синем, словно лён,
с тобой схлестнулись сто твоих же теней,
твоих врагов, грозящихся с коленей
тоской расплаты сквозь предсмертный стон.
И каждый стон — то твой последний стон,
твоей нелепой жизнью обожжённый,
как стрелы, возвращаются все стоны
на это поле, синее, как лён.

* * *

О, не спеши — пусть осень и не ждёт,
а мимоходом рощу разоряет,
и пламя листьев горькое ползёт,
как лис крадётся, а за кем — не знает.
Потухший пруд застыл, отклокотав,
остекленел, затих — не возмутится.
И женщины волхвующей рукав,
он для неверья разве что сгодится.
Но не спеши, обуглившись до пня,
который на холме, как гриб, чернеет,
а вспомни, постигая знаки дня,
как долгий век твой тихо стекленеет,
как плавно усмиряется струя
твоих страстей и воплей дикой воли.
О Господи, не вижу в чистом поле —
вон та межа — Твоя она иль чья?
Отклокотав, потухший пруд продрог.
А посему не расставляй бемоли
на палый лист, на ветви в голой боли,
на мёртвый час, на шаг и на поток.

Автопортрет со свечою

Держи свечу над головою,

пока не затекла рука,
но и затёкшею рукою
свети свечою свысока.

Мышей летучих свищут пули!

От эха — в холоде щека.
Зову ушастых: гули-гули.
Как вам, крылатым, без небес?

Отверзли очи, кто уснули.

О нет, ты не один воскрес!

Как в полночь — филиновы вскрики.

То бродит землячок-Дантес.
О, ловелас косноязыкий,
а ну стреляй в меня сплеча.
тебе ли подмигнёт свеча?

Памяти Аллы Горской

Гори, душа. Гори, а не ропщи!
Чернеет в стуже солнце Украины.
Его ещё согреет кровь калины,
на чёрных водах след её ищи.
Пусть горстка нас. Щемящая щепоть.
Лишь для молитв она, для упований.
Остерегает доля нас заране:
густа, крута калиновая плоть.
Но эту кровь и стужа не осушит,
и в белом голошении вины
гроздь боли на пределе глубины
на нас своё бессмертие обрушит.