Она погасила свет, и в это же время пламя свечи в подсвечнике нервно задёргалось. Муж дунул — свеча погасла. Темнота плотно укрыла комнату и только в проёме окна, в синей дымке, светились огоньки ночного города.
— Нда… Любопытно… Это Верочка прочитала тебе ещё в юности? Уже в те годы она думала о потомках?… правильно, конечно, девушка должна об этом думать. Но в тоже время получается, что никакой духовной жизни не надо? Главное — размножаться?! А у Веры с Вадимом, похоже, нет сына?…
— Есть. Единственный. Антон. Три года назад он ушёл в монастырь и перестал общаться с родителями. Вернее, перестал общаться с отцом, а Вадим запретил Вере даже вспоминать о сыне… Вадим ведь колотил состояние для наследника, ничего не пропускал, коли в руки плыло. И вот сейчас Вера с мужем живут на две страны, квартиры у них и в Москве, и в Германии, замок на Рублёвке, дом в Сочи, отдыхают в Ницце, встречают Рождество в Вене. А сын свои монастырские стены за три года ни разу не покидал… Вот крыса-время и точит последний тонкий корешок…
— Н-да… от нечего делать в монастырь не уходят. … Довели парня! Как говорится, это слишком неправдоподобно, чтобы быть придуманным. …Но лучше скажи, чего ты-то весь вечер страдаешь?
Маргарита ответила не сразу.
— …Гриш, ты помнишь, как у скифов выбирали друга? При свидетелях клялись и до конца дней они были одним целым! А я ведь на Веру всю жизнь губы дула. Даже ненавидела! Предательницей её считала, за то, что она моего горя в своём счастье не заметила. Тридцать лет на неё злилась. А сегодня поняла, что мне бы за Верочку все эти годы молиться нужно было! Какая страшная судьба: подумать только — мать лишили живого сына! Разве ей оно нужно — это богатство, если Вера призналась, что порой и не знает — кто она? Хозяйка, прислуга, приживалка?
— …Н-да, — Григорий, не зная, что ответить, прошаркал к мойке, зачем-то пустил воду, потом накрепко закрутил кран. И повернулся к жене — видно, додумал мысль:
— А здесь, Ритка, твоя правда. Любишь — надо прощать, вот какая штука.
Маргарита обречённо кивнула, сгорбилась:
— Любила, ревновала… И ещё завидовала очень. Точно завидовала!
Григорий тихонько обнял её за плечи и коснулся губами уха: «Мать, ты уж на себя не наговаривай? И пойдём-ка спать. Поздно уже».
В передней послышались осторожные звуки, звяканье ключа, шарканье. Супруги переглянулись — ага, сын крался из гостей, боясь быть услышанным родителями. Григорий с размаху клацнул выключателем — ослепительный свет залил кухню, широким потоком захватив переднюю с застигнутым врасплох Максимом. После короткой немой сцены ребёнок промямлил что-то в своё оправдание и под строгими родительскими взглядами поспешил, было, в постель.
— Погоди! — Маргарита остановила его в дверях, — что-то у тебя тут…
Ей так захотелось прикоснуться к нему! Быстрым движением она провела по щеке мальчика, поправила воротник рубашки, коснувшись цепочки с крестиком. — Облегчённо выдохнула: — Извини, показалось… Ложись поскорей. Спокойной ночи!
Сама Маргарита долго не могла уснуть. Казалось, что кто-то еле слышно шуршит в углу, скребётся. Точно крыса…