На чужом берегу

– … последняя возможность согласиться. Мы поступим с ним по-другому. В этом баке раскаленное масло. Мы будем опускать его туда медленно, понемногу, ты не сможешь не услышать, как он будет кричать. Когда у него изжарятся ноги, мы их отрежем и съедим у тебя на глазах. Потом развернем его руками вниз и продолжим опускание.

Мальчишку тем временем уже лишили одежды и привязали к висящему на веревке брусу. Потом подняли и начали опускать над баком. И тут я столкнулся с взглядом мальчишки. Я ожидал увидеть в его глазах ужас, а увидел только горящую, обращенную ко мне надежду, смешанную с какой-то толикой презрения. И я уже больше ничего не мог с собой поделать. Я крикнул:

– Стойте, я согласен.

Тут же все замерли, словно от удара. Даже визгливый прекратил свою противнейшую болтовню. Потом повернулись ко мне. А потом визгливый снова заговорил:

– Ну, вот и хорошо. Сразу надо было соглашаться. А сейчас дай свое слово в присутствии свидетелей.

– Я даю свое слово, что буду сотрудничать с вами.

– Хорошо. А сейчас дай слово, что ничего не сделаешь против нас.

– Я даю это слово.

– Ну и прекрасно. Инопланетник не нарушит такого слова.

– Освободите мальчишку!

– Зачем, для тебя он уже и так испорчен сегодняшними событиями, а он пятый и последний. Но ничего, он умрет быстро.

Он потянулся к тормозу, удерживающему веревку. И тут во мне полыхнул огонь такой страшнейшей и все сжигающей ненависти, что я уже не мог подавлять ее в себе.

Не знаю, откуда во мне взялись такие силы. От моего рывка сразу в двух местах порвались звенья цепи. И я, не чувствуя себя, буквально полетел вперед. Один взмах руки, и обрывок цепи обмотался вокруг шеи визгливого. Рывок, и он падает с переломленной шеей, не успевая ударить меня через диск. Но его подручные успевают это сделать. Боль пронизывает меня, но не оказывает того парализующего действия, а наоборот, пробуждает скрытые до сих пор резервы. Я хватаю цепь и один из пыточных ножей и бросаюсь на подручных визгливого. Они даже не успевают оказать сопротивления, они палачи, а не бойцы. Когда с ними было покончено, я срубил веревку и подхватил мальчишку на руки:

– Нужно уходить, одевайся, быстро, вон твоя одежда.

Я стянул с одного из палачей форму. Она оказалась мне маловата, но я уже не обращал на это внимания. Одеваясь, я провел рукою по стенке бака, рука покрылась копотью и заныла от ожога. Копоть была как раз кстати.

– Быстро сюда.

Ножом я отхватил кусок тряпки и, испачкав ее сажей, принялся марать мальчишке лицо и волосы. Потом проделал это с собой, и все это за несколько секунд. Потом я подхватил искалеченной рукой мальчишку, в другую взял нож и кинулся прочь из этого зала ужаса. По пути я уложил несколько охранников, а потом мы сумели затеряться в этом диком лабиринте коридоров и переходов. И боль, производимая диском, меня доконала. Едва мне стоило лишь слегка успокоиться, как я вообще лишился сил. Если я от него не избавлюсь, мой конец предрешен. Но как это сделать без чьей-то помощи. Я рухнул на пол, подмяв под себя мальчишку, который, правда, тут же выбрался.

– Как тебя зовут?

– Я же Вик, последний, разве ты не знаешь?

– Я тоже Вик. И я не могу больше двигаться, а ты должен мне помочь избавиться от диска в позвоночнике.

– Мне этого не сделать.

– Разрежу я сам.

Я задрал одежду у себя на спине, наставил нож, как мне показалось, в нужное место и, уже почти не чувствуя боли, сделал разрез.

– Смотри, это такая штучка.

– Кровь… - мальчишка отвернулся, и его вырвало, а я понял, что помощи от него не получу.

– Ну что же, тогда, Вик-маленький, беги отсюда и постарайся уцелеть…

– А это правда, что ты мой отец?

– В какой-то степени. Ты, это я, моя копия. Но я совсем не хотел, чтобы ты появлялся на этот свет. Беги отсюда.

– Я тебя ненавижу, ненавижу, - вырвалось у него, а слезы так и брызнули из глаз.

– А ну беги, если не хочешь стать куском мяса. - Я угрожающе поднял нож, и мальчишка, повернувшись ко мне спиной, со всех ног побежал прочь. Я же расслабился окончательно и потерял сознание.

Меня нашли только через пару часов. И это были не какие-то охранники, которые могут причинять боль только беспомощному, а солдаты с эмблемами "Демонов ночи". Они принялись избивать меня, со всем знанием этого дела. Продолжали избивать и тогда, когда я уже потерял сознание. Очнулся я уже в своей камере, когда Нок, беспомощно двигая обрубками рук и ног, пытался передвинуть меня на подстилку.

– Не надо, Нок, - сказал я, сам не имея возможности передвинуться.

Нок поднял голову и в его глазах я, впервые за долгое время, я увидел радость.

– Вик, ты снова очнулся?

– Вроде бы.

– А, правда, что ты прикончил визгливого?

– Наверно да, если только они не умеют пришивать на место оторванные головы.

– А знаешь, кем он был?

– Откуда, - говорить мне было трудно. Каждый вдох и выдох причинял мне страшную боль, потому что у меня были переломаны ребра. Я даже увидел, что у меня изо рта потекла кровь.

– Он был у них самым главным. И за его убийство нас завтра казнят.

Мне стала ясна причина радости Нока. Только в таком положении человек может радоваться своей предстоящей смерти.