На чужом берегу

– Видишь ли, Нок, я слишком полюбил вашу планету, чтобы желать ей скорейшей гибели. Нет, на такое я не способен.

На следующий день меня снова отвели в тот самый зал.

– Ну, как, инопланетник, ты подумал?

– Да, и я отказываюсь.

– Ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу. Может быть, еще передумаешь?

– Нет, я не хочу гибели этой планете.

– Ну, не такие уж мы дикари, чтобы уничтожать свой дом. Ведь мы уцелели даже после великой войны два се назад, разве что утратили много знаний. Вак очень стар, чтобы делать необдуманные вещи…

– Я отказываюсь, - оборвал я его.

– Ну что же, тогда приступим к неприятному.

Меня снова привязали к стене. Визгливый же все это время говорил:

– Ты, инопланетник, можешь переносить свою боль, можешь и чужую. Но хорошо представь себе. Любой из этих птенчиков чувствует точно так же, как и ты, они такие же, как и ты, и смогли бы вырасти такими же, если бы ты не был так упрям. Каждый из них мог бы стать тебе сыном или братом, их плоть - твоя плоть.

Я же только молчал, стараясь даже не представлять себе то, что сейчас произойдет. Прошло несколько минут, и в зал ввели одного из мальчишек. Визгливый на несколько секунд прервался, а потом спросил на аиверском, с несильным акцентом:

– Как тебя зовут, мальчик?

– Рив Стрельцов, - ответил он без запинки, потому что после вчерашнего дня этого зала уже не боялся.

– А знаешь ли ты этого человека? - он указал на меня.

– Это Виктор, - мое имя он выговорил замедленно.

– А знаешь ли ты, кто он такой?

– Не, - мальчишка закрутил головою.

– Это Вик-инопланетник. Полное его имя Виктор Стрельцов. Он, и только он, единственный твой родитель.

– Это правда? - воскликнул мальчишка с радостью и посмотрел на меня.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. В следующую секунду мальчишка вырвался из рук приведшего его сюда человека, который, похоже, держал его только для виду, и со всех ног бросился ко мне, а потом на шею и зашептал:

– Папа, папа, здесь стало так страшно. Мы ведь уедем отсюда?

Я молчал, не зная, что сказать, и только слезы сами по себе появились у меня на глазах. В следующий момент, по сигналу визгливого, мальчишку оттащили от меня, и визгливый снова спросил по вакски:

– Ну, как, инопланетник, еще есть возможность передумать.

Я отрицательно мотнул головой. Тогда он махнул своим людям рукой и сказал:

– Начинайте.

Один из них схватил мальчишку и несколькими движениями сорвал с него всю одежду. Второй же вытащил блестящий нож и провел им по руке. Мальчишка закричал.

– Еще не поздно согласиться, инопланетник, тогда он останется целым.

Я снова мотнул головой.

– Он же чувствует все точно так же, как и ты, но не умеет терпеть боль. А так больно ему в первый раз в жизни. Мальчик, который, по твоим понятиям, знает только хорошее.

Я еще раз мотнул головой. Визгливый сделал еще один знак, и замолкший было мальчишка снова закричал. Я рванул цепи, но пронзившая тело боль заставила меня бессильно повиснуть. Визгливый же перешел на аиверский:

– Мальчик, если этот упрямый инопланетник скажет всего лишь одно слово: "Согласен", тебе больше не будут делать больно. Попроси его.

Я опустил голову, чтобы не смотреть на происходящее, но мне и этого не дали. Мальчишка снова закричал. И это продолжалось долго, несколько часов. Специальные инъекции, которыми нас пичкали, не давали потерять сознание ни ему, ни мне.

– Папа, скажи им, скажи. Я не могу… А-аа-а…

Эти слова метались по залу и у меня в мозгу, а визгливый говорил:

– Не думай, что мы остановимся, как с твоим приятелем. Если ты не согласишься, мы покончим с птенчиком, самым медленным способом.

Но я в этот момент уже ничего не воспринимал. И желал только одного, полного безумия для себя. Потом крики прекратились, и от мальчишки, который еще несколько часов назад радостно бросался мне на шею, остались только кровоточащие обрубки, которые придвинули к самым моим ногам.

– Он мог бы стать твоим сыном или братом. Но видишь, что он него осталось, ничего, кроме мяса. Но остались еще четверо других. Так что думай, инопланетник, завтра мы встретимся снова. Уведите его.

Идти, после всего увиденного, я не смог. Но меня утащили и бросили обратно в камеру. Я не мог даже говорить. Во мне продолжали пульсировать полные боли и страдания слова: "… скажи им, скажи… Я не могу больше…" Нок что-то спрашивал у меня, но я не слышал его. Но ночью я уснул, и это принесло мне облегчение тем, что я утратил чувство реальности. А, очнувшись, я уже грезил наяву, и словно бы бродил в мираже. Я видел свой родной Дивер, бродил по вековым лесам, как когда-то семилетним мальчишкой. И это состояние у меня продолжалось три дня, как потом сказал Нок. А вывел меня из него мальчишеский крик. Очнувшись, я сразу все понял. Мальчишка, так похожий на меня, бился в руках пытателей. Визгливый же говорил: