На далёких берегах России

– Я постриглась в монахини в храме села Лопатищи и последовала за Аввакумом в изгнание, – начала говорить монахиня Ксения. – Так что могу рассказать о судьбе праведника Аввакума. Вот послушайте. В свои 22 года он был рукоположен в диаконы, а в 1644 году поставлен в попы, став священником села Лопатищи Нижегородской губернии. Аввакум постоянно уличал и стыдил прихожан за разные пороки, да и священников корил за плохое исполнение церковных правил. За свою правду он был постоянно бит, да так, что однажды ему пришлось с семьёй бежать в Москву. Я последовала за ним, стараясь хоть как-то оберегать его семью, да и самого Аввакума. В Москве он был назначен протопопом в Юрьев-Повольский монастырь, где своими проповедями так возмутил прихожан, что ему пришлось снова бежать в Москву. В столице он с царским духовником Вонифатиевым участвовал в проводимой патриархом Иосифовым «книжной правке». Но умер Иосиф, а новый патриарх Никон, бывший дружка Аввакума, заменил московских справщиков на польских книжников с Греком во главе. Аввакум написал гневную челобитную на Никона царю Алексею Михайловичу, за что был посажен в подвал Андроникова монастыря. Патриарх Никон велел Аввакума расстричь, но царь заступился за протопопа и его сослали в Тобольск. Вот такая судьба праведника Аввакума.

– Сколько же пришлось Аввакуму испытать? – качали головами прихожане, а некоторые завистники говорили. – Зато в Тобольске ссыльный праведник-протопоп был с радостью принят архиепископом Симеоном. И когда архиепископ отправился в Москву, то оставил вместо себя Аввакума.

– Что ж теперь будем слушать его проповеди и исправлять свои грехи и пороки, – говорили прихожане, прикладываясь к иконам.

Когда зимой 1655 года из Москвы в Тобольск вернулся Сибирский архиепископ Симеон, то протопоп Аввакум, замещавший его, стал жаловаться на дьяка Ивана Струну, который оспаривал священнослужение и был замешан в давнишнем «кровосмешении». Архиепископ Симеон зная, что протопоп Аввакум прощён царём, решил произвести следствие. Симеон приказал привести дочь согрешившего прихожанина, и та сказала, что она и её мать подали челобитную Струне: «жена на мужа, а дочь на отца, что мужик свою дочь насильствовал. Мужик дал Струне полтину, и дьяк его простил, а жену и дочь велел бить без пощады, дабы больше не ходили и не жаловались». Симеон нашёл, что Аввакум прав, потому дьяка велел посадить на цепь. Дьяк сбежал и кинулся в воеводский приказ и во всёуслышание показал на Аввакума и Симеона: «Слово и Дело!». Воевода Василий Хилков со своей стороны сразу назначил следствие, а дьяка Ивана Струну поставил под защиту «лутчего сына боярского» Петра Бекетова, недавно прибывшего из Енисейска. Пётр был сильно простужен, но не отказался защищать Ивана Струну, своего бывшего товарища по походам на Ангару и Лену. Симеон возмутился, ведь дьяк духовное лицо и подлежит архиерейскому суду, и воспринял это, как грубое вмешательство воеводы в дела церкви. В исступлении Симеон, подогреваемый Аввакумом, решил наказать дьяка Ивана своей властью и предать анафеме. Это было явным злоупотреблением власти, ведь велось государево следствие по их делу.

Эту несправедливость отметили не только прихожане, но и весь городской люд. Разгорелся скандал, а в народе говорили:

– Конечно, грех не малый, но причём здесь дьяк Струна? Ну простил он мужика за кровосмешение и чаво? У нас в Сибири кровосмешение дело обычное, а Струна-то сам кровосмешения не сотворил.

О намерении архиепископа покарать Струну, кто-то из прихожан известил болевшего Бекетова, и он, кашляя и хватаясь за сердце, поспешил в Софийский собор, где Симеон уже завершал службу, проклиная дьяка. Зная эту несправедливость, вошедший Бекетов не сдержался и стал бранить Симеона и Аввакума, но архиепископ всё равно предал анафеме дьяка Струну. Прихожане в соборе зароптали, и поднялся шум:

– Извести протопопа! – стали кричать они. – Под лёд его!

– Да, что тута глаголить, – вторили другие, – в прорубь Аввакума!

Перепуганный протопоп Аввакум скрылся, как вдруг из-за спины архиепископа вышла монахиня, и Пётр потерял дар речи.

– Дарья, ты ли? – проговорил он.

– Я в монашестве стала Ксенией. А ты всё воюешь? – ответила монахиня. – Креста на тебе нет, ежели с прихожанами ругаешь архиепископа. Да и святой Аввакум ревнитель русской веры, ишь как испугался твоего рыка.

Она обвела своим испепеляющим взглядом прихожан:

– Стыдитесь, люди божие.

– Я же за правду, – побледнел Бекетов, – ведь воевода ведёт следствие государево, а Аввакум мстит Струне.

– Это дело Божье, а в тебе бес, бес поселился, – закричала, крестясь, монахиня. – Уймись бесовское отродье!

«Совсем помешалась Дарья на религии, ишь как бросается на меня», – подумал в бешенстве Бекетов и, качая головой, в сердцах покинул собор. По пути к своему двору ему стало плохо и, схватившись за грудь, он замертво упал.

– Смерть отступника, сиё небесное возмездие! – кричал, вышедший из собора архиепископ Симеон.

А протопоп Аввакум, совсем озверел:

– Ево среди улицы вергнути псам на съедение.