На далеком меридиане

Торпед было мало; закупленные еще в 1928 г. у итальянцев были ненадежны. Иногда выпущенные торпеды уклонялись от заданного им направления или, попадая в цель, не взрывались. Так, например, в июле 1937 г., когда в Сантандер прибыл подводник Н. П. Египко на смену И. А. Бурмистрову, командовавшему подводной лодкой С-6, чтобы лучше ознакомиться с подлодкой С-6 и обстановкой на море, они вместе вышли на позицию и, идя на рассвете в надводном положении, обнаружили крейсер «Сервера» и атаковали его, то из двух выпущенных торпед ни одна не пошла по заданному направлению. Не лучше было положение с торпедами на эсминцах, особенно после близких от кораблей взрывов бомб противника. Формуляры торпед отсутствовали. Требовалась организация пристрелочной станции и пристрелка торпед, что и было сделано в Картахене под руководством нашего советника С. Д. Солоухина[19]. Это впоследствии дало свои положительные результаты. Торпедами эсминцев 6 марта 1938 г. был потоплен в Средиземном море фашистский крейсер «Балеарес», но на Севере положение с торпедами оставалось прежним. Обстановка усложнилась еще и тем, что в мае 1937 г. профашистски настроенные командующий флотом Кантабрики Наварро и его начальник штаба на миноносцах сбежали во Францию, где были интернированы. После этого республиканскому правительству с большим трудом удалось уговорить правительство Франции возвратить эсминцы в Бильбао.

Командовать флотом в Кантабрике был назначен Валентино Фуэнтес. Как-то, будучи в эти дни в Валенсии у Прието, я узнал, что Фуэнтес срочно отправляется в Бильбао. Мне хотелось с ним увидеться до отъезда, чтобы договориться об использовании нескольких советских добровольцев, посылаемых в его распоряжение. Возвращаясь в Картахену и проезжая город Дению, мой шофер случайно обратил внимание на флотскую машину, стоявшую около гостиницы. Оказалось, дон Валентино, уже сдав эсминец «Лепанто», направлялся в Валенсию, чтобы явиться к министру и получить новое назначение. О Фуэнтесе я говорил выше и не буду повторяться. Мне хочется отметить только, в какой сложной обстановке ему пришлось работать на новом месте и какой для этого требовался сильный характер.

Мы встретились с Фуэнтесом в ресторане, и он с громкими восклицаниями: «Омбрэ! Ола, дон Николас» – пригласил меня составить ему компанию. Он был в отличном настроении. Ему импонировало назначение командующим флотом Кантабрики прямо с должности командира эсминца, где он засиделся очень долго. Я поздравил его с высоким назначением, и мы выпили за успехи. «Вива ла Република!» – громко ответил Валентино, привлекая внимание других посетителей. Мне кажется, ему в этот момент хотелось, чтобы все видели и знали, что это он, дон Валентино, едет на ответственный участок борьбы и не кем-нибудь, а командующим флотом. Когда я завел разговор относительно «компанерос русо», которые будут ему помогать, он встал, подал мне руку и, крепко пожав, начал уверять в искренности своих чувств по отношению ко всем русским, и мне кажется, в данном случае он не кривил душой[20].

Когда мы вышли на улицу, машины были готовы продолжать поездку: одна на Север – в Валенсию, а другая на Юг – в Картахену. Я пожелал доброго пути новому командующему. После этого я больше никогда не видел Фуэнтеса. Обстановка все больше приковывала меня к Картахене. О действиях кораблей на Севере я узнавал от своих добровольцев (пока был в Испании) и из прессы, когда вернулся на Родину. События там развивались следующим образом.

До мая 1937 г. как на суше, так и на море было сравнительно спокойно. Мятежники после разгрома под Гвадалахарой решили замедлить темпы общего наступления на Центральном фронте и перенести центр тяжести борьбы на северные провинции. Один из крупных кораблей мятежников постоянно находился у побережья с целью блокировать республиканцев, не допуская подвоза оружия и продовольствия и обстрела городов. Республиканские корабли приводились в порядок в предвидении решительных схваток и проводили небольшие операции в помощь сухопутному флангу, а также по обеспечению движения транспортов и обороне побережья.