На дальнем западе

— Ах, Господи! Да ведь я траппер. А мы знаем столько чудесных историй! Спасались люди и после того, как простояли уже добрый час или два у столба пыток. Почему нам непременно погибать? Не вижу разумной причины для этого, как сказал бы Джон Мэксим, если бы он не удрал, а был бы здесь с нами. Затем, я, признаться, никак не могу отделаться от мысли, что агент-то на свободе… Может быть, он таки приведет нам помощь…

Джордж Деванделль угрюмо покачал головою.

— Мало надежды! — со вздохом сказал он.

— Ну, для кого как… Стойте! Ура! Я, кажется, напрасно обругал индейцев: смотрите! Ей-богу, это они для нас тащат мясо! — закричал Гарри, видя, что двое краснокожих несут к месту, где лежали пленные, котелок с каким-то месивом и куски бычачьего мяса на вертеле.

Как ни измучены были пленники, как ни печальны были одолевавшие их мысли, но природа предъявляла свои права, и предложенная индейцем пища пришлась бледнолицым как нельзя более по вкусу.

После трапезы краснокожие, сменив часовых, стали укладываться спать; пленники не замедлили последовать их примеру и тоже погрузились в глубокий сон.

Перед заходом солнца лагерь опять пришел в движение: по-видимому, краснокожие рассчитывали сделать большой ночной переход. Лошадей собрали, напоили, пленников подняли, опять связали им руки за спиной, потом самих их привязали к лошадям и тронулись в путь, идя в том же порядке, как и до привала.

Когда окруженные со всех сторон стражей пленники усаживались на лошадей, мимо них проскакала Ялла на своем великолепном белом мустанге, сопровождаемая Красным Облаком, за спиною у которого сидела и кривлялась Миннегага.

Красное Облако глядел в сторону бледнолицых словно не видя их: его лицо с резкими чертами казалось окаменевшим, глаза смотрели равнодушно, без симпатии, но и без злобы. Казалось, бледнолицые перестали существовать для лжегамбусино…

Ялла, однако, держалась иначе: она улыбалась высокомерно и злобно, а Миннегага в мгновение ока проделала целый ряд движений рукою, показывая, как выкалываются у живого человека глаза, как обрезают нос, вырезаются губы, как вырывают ногти, язык, сердце, как, чтобы продлить мученье, перепиливают тупым ножом горло…

Гарри не выдержал злобного взгляда Яллы. Кровь бросилась ему в лицо. Он рванулся с такой силой, что ремни, связывавшие его руки, затрещали, но освободиться от уз ему не удалось.

— Будь ты трижды проклята, индейская пиявка! — задыхаясь от злобы, крикнул Гарри в лицо Ялле. Индианка придержала своего коня.

— Что ты говоришь, бледнолицый? — спросила она, улыбаясь.

— Куда ты нас увозишь?

— Ты слишком любопытен. Разве ты ребенок?

— Что ты будешь делать с нами?

— Опять-таки ты слишком любопытен…

— Уж не думаешь ли ты нарушить данное обещание?

Ялла презрительно улыбнулась и в третий раз промолвила сухим и резким голосом:

— Узнаешь в свое время!

Ее конь заплясал на месте на задних ногах и, сделав прыжок, понесся по прерии, по грудь утопая в ярко-зеленой траве. Роскошно расшитый плащ женщины — сахэма племени сиу развевался за ее спиной.

— Эй ты, фальшивый гамбусино! — вне себя крикнул Гарри стоявшему тут же Красному Облаку. — Ты трусливый койот, прятавшийся у нашего огня, когда тебе грозила опасность, подбиравший крохи от нашего стола! Скажи ты, что ждет нас?

Лицо Красного Облака чуть-чуть покраснело, глаза загорелись. Но он сдержался и ответил сухо, но без ругательств:

— Если великая Ялла, моя жена, не сочла нужным сказать тебе об этом, то почему же я, муж Яллы, должен знать больше тебя?

Ирония и нескрываемая горечь сквозили в словах индейца. Но беглецы не могли заметить этого.

— Твоя жена? Ялла — твоя жена? — вырвался изумленный крик из уст обоих трапперов.

Не отвечая Красное Облако стиснул коленями бока своего коня и ускакал, не удостаивая пленников больше ни единым взглядом.

— Фью! — свистнул Гарри и расхохотался. — Слышал ты, брат? Вот так штука! У нашего фальшивого гамбусино жена — знаменитость. Он должен повиноваться ей. Потому что ведь она сахэм. Здорово? Теперь я понимаю, почему эта каналья — я говорю о самом гамбусино, а не о его знаменитой жене — так оберегал девчонку: ведь если Ялла — его жена, то Миннегага — его дочь! Ну, если бы мне досталась такая жена и такая доченька! Будь я трижды проклят! Извините, мисс Мэри! Сорвалось!

Второй траппер, глядя мрачно сверкавшими глазами вслед лжегамбусино, пробормотал:

— Моли своего Маниту и всех ваших индейских святых мужского и женского пола, предатель, чтобы мне, Джорджу Липтону, не удалось вырваться из ваших рук. Если вырвусь — клянусь: перегрызу тебе зубами горло, куда бы ты ни спрятался! Даже на дне моря отыщу тебя!

— А большого дурака сваляли мы с тобой, Джордж! — потешался над братом Гарри, к которому, казалось, вернулось хорошее расположение духа, благо желудок, наполненный кусками жареного вкусного мяса, покуда не предъявлял требований на новую порцию пищи.

— Предатель! Предатель! — бормотал Джордж, скрипя зубами в бессильной ярости.

Зашло солнце, и на землю спустилась мгла. Потом торжественно всплыла на ясном небе луна и залила своим мягким светом прерию.