На дальнем западе

А индейцы, вытянувшись в походную колонну из пяти или шести всадников в ряд, все еще гнали лошадей, причем пленникам не могло не броситься в глаза, что краснокожие почему-то старались по возможности соблюдать тишину: теперь не было ни криков, ни песен.

Через некоторое время недоумение возросло еще более — индейцы круто свернули к северу.

Ведь индейцы начали войну с американцами. Но что же мог означать уход чуть ли не целой армии к северу, где индейцы не могли ни встретиться с бледнолицыми, ни вступить в бой?

Около полуночи вдали показались блестящие точки. По-видимому, это были костры большого индейского отряда, расположившегося на отдых в этой части прерии.

Гарри, которому была известна местность, не мог сдержаться и вскрикнул удивленно:

— Джордж! Погляди-ка! Будь я проклят… Извините, мисс Мэри, я нечаянно… Джордж! Будь я неладен, если нас не тащат к месту, которое нам обоим хорошо знакомо! Да ведь это вблизи того самого монастыря мы прятались с Джоном Мэксимом от волков! Помнишь! Удивительная штука! На кой черт… Извините, мисс Мэри…

— Ну, на это я могу тебе ответить лишь словами Яллы! — отозвался его брат.

— То есть?

— Ты слишком любопытен. Узнаешь в свое время! Прошло еще некоторое время. Огни костров казались все более яркими. Оттуда, где они горели, уже доносились смутные голоса, ржание лошадей.

— Ей-богу, если индейцы не окончательные свиньи, они дадут нам поужинать! — встрепенулся снова проголодавшийся Гарри.

У развалин «Монастыря крови» расположился действительно большой лагерь. Это было становище чейенов. Кроме сотни воинов этого племени, тут находилось значительное число женщин и детей, расположившихся как дома и устроивших довольно удобные вигвамы.

Чейены радушно приветствовали союзников оглушительными криками. Ялле были устроены овации: ее считали душою великого восстания и достойною исключительных почестей, никогда не оказываемых индейцами женщинам.

Когда сумятица, неизбежная при приходе большого отряда в становище, улеглась и все сошли с лошадей, Левая Рука приблизился к пленникам и сказал им:

— Следуйте за мною, если вам дорога жизнь!

— Куда? — осведомился Гарри.

— В подземелье.

— Зачем ты уводишь нас в эту яму? Разве у вас некому сторожить нас здесь?

— Там вам будет удобнее! — ответил со зловещим смехом сахэм.

— Помнишь ли ты свою клятву перед лицом Маниту и рукою первого человека?

— Это насчет того, чтобы оставить в покое ваши скальпы? Признаться, у меня такая слабая память… Разве я что-нибудь в самом деле обещал вам? Ах да, да, вспомнил… Ну, идите же!

Десять индейцев с факелами в руках, окружив пленников и грубо толкая в спины, повели их к развалинам монастыря.

Сделав несколько десятков шагов и очутившись в стенах монастыря, пленники увидели, что тут собрались вожди чейенов, арапахо и сиу. Разумеется, среди них находилась Ялла. Тут же стоял, несколько позади своей жены, лжегамбусино, державший за руку Миннегагу, а еще поодаль — Черный Котел и какой-то незнакомый воин.

— Гарри! Что ждет нас сейчас? Что значит это собрание? — спросил упавшим голосом Джордж Деванделль у державшегося рядом траппера.

Тот пожал плечами.

— Кто его знает, мистер Джордж? Одно только могу и сказать: какая-нибудь пакость… Это как Бог свят… Извините, мисс Мэри!

Пленников провели через развалины до подземелья и почти столкнули по лестнице.

Подземелье было тускло освещено факелами. У входа в него стояли четыре воина сиу с бесстрастными лицами. Они невозмутимо курили свои трубки, не обмениваясь ни единым словом.

— Где пленник? — коротко спросила Ялла.

— Там! — показал в угол подземелья один из воинов. Там, на охапке сена, виднелась какая-то человеческая фигура.

Ялла взяла у одного из часовых факел и направилась в угол. При ее приближении лежавший на сене человек поднялся со стоном. Это был мужчина лет сорока пяти или пятидесяти, с изрезанным глубокими морщинами лицом и большой седой бородой. Ужасный вид представляла его голова: на черепе не было видно волос, вместо них было можно разглядеть голую кость, здесь и там покрытую кровавыми пятнами. Этот человек был оскальпирован, и смерть пощадила его…

— Поглядите на него! — полным торжествующей злобы голосом крикнула пленникам Ялла. — Смотрите, смотрите, вы, щенки!

— Отец! — слился в одно слово крик детей полковника Деванделля, узнавших наконец несчастного…

Да, это был храбрый солдат Соединенных Штатов, тот, кого называли «грозой Дальнего Запада». Это был полковник Деванделль…

Джордж и Мэри рванулись к страдальцу, глядевшему на них полубезумным от страдания взором, но индейцы отшвырнули их в сторону. Несчастные дети упали, словно подкошенные, на грязный пол катакомбы: удар был так жесток, что их нервы не выдержали. Они лишились чувств.

Над их бездыханными телами зазвучал торжествующий, сухой, острый, как лезвие ножа, голос Яллы, женщины — сахэма сиу:

— Послезавтра на рассвете мои мокасины будут украшены скальпами твоих детей от белой женщины, Деванделль! Так я мщу за то оскорбление, которое нанес ты мне когда-то! Ты слышишь меня, мой первый муж?