Бойцы, отряженные для охраны и помощи, некоторое время наблюдали за процессом, но, поскольку, никто ничего не понимал, принялись общаться между собой.
— А вы, я так понял, понимаете в том, что тут происходит? — «Ухо», достав палочку карки, подгреб к Старпому.
— Ну, насколько вообще можно понимать наш безумный мир. Вас что-то интересует?
— Да так… Просто не могу понять, что этот «Обломок»…
— «Осколок»…
— Да. Зачем ему был нужен гарнизон и заключенные, если он памятью питается? Там же куча трупов, которые, как я понял, после оживления, все прекрасно помнят.
— Память ему нужна только чтобы понимать, как устроен наш мир и что надо делать, чтобы прогнуть его под себя.
— Ага. Но все равно — столько памяти… Он же должен быть гением?
— Информация бесполезна без умения её использовать. Что толку, к примеру, от самой точной винтовки, если ты не умеешь стрелять?
— А он не умеет?
— Я думал, вы это заметили.
— Ну да. Отправлять вперед бронетехнику без пехотного прикрытия и разведки…
— Проблемы, обычно, начинаются, если дать ему разобраться, что тут к чему. А разбирается он весьма быстро.
— И что тогда будет?
— Как правило — пиздец и жертвы, как любит говорить один мой знакомый.
— Такое бывало?
— Много раз. Все эти хтонические чудовища, драконы, демоны, некроманты, поднимающие легионы мертвецов — это как раз память о подобных событиях.
— То есть прибить их, все таки, можно?
— Прибить можно всё. Вопрос в том, какой ценой?
— Но это, все равно, не может не радовать. А живые-то ему зачем?
— Сложно объяснить. Дело в том, что там, откуда эта штука родом, все устроено по другому. Время и пространство не имеют значения. Только энергия и информация. Мысль и воля являются главным, если не единственным условием творения. Вот почему некоторые считают тот мир обителью богов — по сравнению с привычными нам условиями, где воплощение идеи требует времени, усилий и ресурсов, это кажется просто волшебством. Но у нас есть то, чего обитатели того мира лишены. Мы можем заглядывать в будущее. Представлять что-то, чего нет, готовится к опасности до того, как с ней столкнемся, врать, наконец.
— Погоди… — «Ухо» принялся сосредоточенно соображать, — То есть у тех ребят что? Проблемы с воображением?
— Именно! Вернее не скажешь.
— Вот мне-бы их беды… А что — мертвяки, которых он поднял, воображать не могут?
— Могут. Но в нашем мире мысль нематериальна. Необходимо как-то совместить легкость творения того мира и способность к творению нашего. А главной связью между ними является так называемое «Упорядоченное» — так Одаренные называют видимое им отображение связей и вероятностей нашего мира, обретающее осязаемость в том. И мёртвые тут бесполезны — чем лучше восстановлен их разум, тем больше связей тянут их в прошлое, а с будущим у них связь только одна. Через «Осколка». А тому самому бы удержаться, так что количество сил, которые они потенциально могут дать, не сопоставимо с теми затратами которые требуются, чтобы тянуть их за собой.
— Куда?
— Вперед! — Старпом взмахнул сигаретой словно полководец шпагой, — Мы все несемся сквозь время на гребне ударной волны, называемой «сейчас», которая обрывает вероятности, оставляя за собой свершившееся. Балансировать на этом гребне непросто, но рожденные в нашем мире привыкли делать это так же инстинктивно, как дышать. А вот «Осколок» так не умеет и вынужден тратить огромное количество сил. Частично, вопрос решается созданием адаптированного под местные условия носителя, но, все равно, проблем у него куча и он нуждается в живых как в якорях, которые свяжут для него два мира, позволив по полной воспользоваться открывшимися возможностями.
— Как, например?
— Как угодно. Теоретически, в рамках нашего мира, «Осколок», всемогущ, чего, в принципе, не скрывает.
— Теоретически? А практически?
— На практике, есть такое понятие как «Голод Одриса», названное по имени математика, произведшего расчеты и доказавшего, что потребности, по мере увеличения количества подчиненных разумов и роста мощи, начинают расти еще сильнее.
— То есть, чем больше он схавал, тем больше надо?
— Да. И в этом их главная опасность. Фактически, если его вовремя не пристукнуть, он сожрет все.
— А потом?
— Потом должен загнуться от голода посреди безжизненной пустыни, но не сказал бы, что от этого сильно легче.
— Так… — «Ухо» переглянулся с остальными, — И вы его призвали сюда?