На дальних мирах

— Послушай,— сказал он,— если это действительно всего лишь сумасшедшая гипотеза, тогда ничего не произойдет. А если нет, то тогда, может быть, я вернусь в свой мир, а твой Тед вернется в этот. Кто знает? Я не могу лететь в Нью-Йорк, пока не проверю. Ну, уступи мне хотя бы здесь. Я прошу тебя, Силия. Пожалуйста.

В конце концов ей пришлось уступить. Они оставили багаж в аэропорту, сняли номер в отеле и заказали билеты на следующее утро. Потом попытались нанять такси до Теотиуакана. Водитель почти не говорил по-английски, и пришлось долго объяснять ему, что они вовсе не собираются бродить среди пирамид до вечера, а едут туда всего на полчаса. Этого он вообще не способен был понять: с какой стати может понадобиться кому-то — даже если это двое богатых гринго — гнать полтора часа в один только конец, чтобы провести там всего тридцать минут. Но все-таки они его убедили. Он припарковал машину на южной стоянке, и Силия с Хилгардом быстрым шагом двинулись по дороге к храму Кецалькоатля. В горле у Хилгарда пересохло. Сердце стучало. Силия выглядела не менее взволнованной и настороженной.

— Я шел здесь,— бормотал Хилгард, пытаясь в точности воспроизвести свой маршрут,— и сразу за углом, как только я увидел фасад...

— Тед, пожалуйста, не надо. Прошу тебя.

— Ты сама хочешь попробовать? Может быть, тебе удастся проскочить к нему.

— Пожалуйста, не надо.

— Я должен,— ответил Хилгард.

Нахмурившись, он прошел по мощеной дорожке, остановился, когда показался фасад храма со свирепыми мордами, и, задержав дыхание, шагнул вперед. Хилгард ожидал нового приступа головокружения или того самого ощущения, что вызвало у него мысль о маленьком локализованном землетрясении... Но ничего не произошло. Он оглянулся. Силия, бледная и расстроенная, смотрела на него, скрестив руки на груди. Хилгард вернулся и попробовал еще.

— Может быть, я ошибся в тот раз дюймов на шесть,— сказал он.— Нужно немного левее...

Снова ничего. И в третий раз. И в четвертый. Мимо, окинув его удивленными взглядами, проследовали несколько туристов, но Хилгард продолжал ходить туда-сюда, стараясь не пропустить ни одного дюйма мостовой. На узкой дорожке укладывалось совсем немного возможных маршрутов, но он так ничего и не почувствовал. Врата пространства оставались закрытыми, и он не мог попасть в свой собственный мир.

— Пожалуйста, Тед. Хватит.

— Еще один раз.

— Но это просто неприлично. Ты ведешь себя, словно одержимый.

— Я хочу вернуться в свой мир,— твердил Хилгард.

Туда — обратно. Туда — обратно. Он тоже уже начинал чувствовать себя неловко. Может быть, она права: это просто безумие, завладевшее его душой. Никаких ворот на самом деле нет. И в конце концов, не может же он ходить вот так туда-сюда весь вечер под взглядами этих устрашающих каменных изваяний.

— Еще один раз,— сказал Хилгард, и снова ничего не произошло.

Он отвернулся и, стоя спиной к Силии, произнес:

— Ничего не получается. Может быть, этот фокус срабатывает, только когда двойник проходит через ту же точку пространства в то же самое время. А организовать такое заранее просто невозможно. Если бы я мог хотя бы отправить ему сообщение, чтобы он был здесь, скажем, завтра ровно в девять... Привязать записку к камню и закинуть ее в эти ворота...

— Пойдем,— попросила Силия.

— Ладно. Пойдем.

Побежденный и подавленный, Хилгард безвольно проследовал за ней через прокаленную солнцем площадь перед храмом к ждущему такси. В Мехико они вернулись, когда на дорогах царило безумие вечернего часа пик. Ехали почти весь путь молча. В номере отеля вместо двуспальной кровати стояли две односпальные. И слава богу, подумал Хилгард. Ему казалось, что между ним и этой женщиной, считавшей себя его женой, протянулась бездна космической пустоты.

Они пообедали в одном из ресторанов Зона-Росы и рано легли спать, а утром встали с первыми лучами солнца и отправились в аэропорт.

— Может быть, когда ты окажешься дома,— сказала Силия,— какая-то часть памяти к тебе вернется.

— Может быть,—сказал он.

Но квартира на 85-й Ист-стрит ничего не изменила. Симпатичная, красиво обставленная квартира на тридцатом этаже, и стоила она, должно быть, целое состояние, но это была чья-то чужая квартира с чужими книгами, одеждой и ценностями. Среди книг оказалось много таких, что стояли и у него, одежда подходила ему как нельзя лучше, а картины и кое-какие предметы искусства примитивных народов вполне соответствовали его вкусу. Хилгарду казалось, что он дома у брата-близнеца. Но по мере того как он переходил из комнаты в комнату, его все сильнее охватываю паническое чувство беспомощности. Где его картотека? Где коробка, в которой он держал сохранившиеся с детства памятные вещи? Где его первые издания? Где коллекция перуанской керамики? Или все это плод фантазии? Призрачные воспоминания о несуществующей жизни? Его словно отрезало от всего, что он считал реальным, и это приводило Хилгарда в крайнее смятение. В Манхэттенской телефонной книге не значилось Теодора Хилгарда с Третьей авеню, и точно также отсутствовала «Галерея Хилгарда». Вселенная просто поглотила их без следа.