— Да, Фили, — хозяин явно сбился с мысли, — мы говорили о новейшей истории наших взаимоотношений с Россией. Но вы, впрочем, ничуть не опоздали. Так вот, в начале шестидесятых я служил почти три года в прусском посольстве в Санкт-Петербурге под начальством герцога Лауэнбургского, — бывшего своего благодетеля, опекуна и наставника, едва ли не ставшего тестем, Отто Бисмарка барон Гольштейн называл этим не столь давно пожалованным кайзером Вильгельмом II титулом с видимой неприязнью, ощутимой завистью, горечью и явно насмешливо, — и считаю взаимоотношения с Россией краеугольным камнем всей нашей внешней политики.
Ярким китайским веером барон обмахнул лицо — было довольно душно — и заговорил менторски — четко и размеренно.