На дальних рубежах

Ивашникова здорово покоробил его цинизм в отношении Ким Джин-Хо. Ничего он не собирался из нее выжимать, раскрыл лишь ей глаза на очевидные истины. Слова же Олега Николаевича, после недолгого размышления, отнес на счет некоторой его грубости. Ивашников знал, что обязан собирать экономическую и политическую информацию, но считал, что имеет право быть жестоким, циничным, даже безжалостным, хитрым, пронырливым и коварным в отношениях с людьми жадными, корыстными, врагами России, но ведь эта зеленая веточка — какой она враг? Впрочем, пусть, в любом случае проиграют лишь англичане, а к ним у него симпатий не было.

— А где вы с ней думаете встретиться?

— Ким Джин-Хо сказала, что ее дядюшка, брат отца, приближенный короля, входит в его свиту и сейчас живет с королем в нашей миссии. И что она уже два раза приходила к дяде, будучи в Сеуле, передавала ему подарки от отца. Когда она ухитрится заглянуть в бумаги таможни, то найдет повод навестить дядюшку и постарается встретиться со мной. Позовет через дежурного офицера.

— Какой-то детский лепет, — пробормотал Олег Николаевич. — Впрочем, на первый раз сойдет, пользуясь оказией. Мое упущение — Вас еще всему надо учить. Но в странах востока тяжело работать с агентурой. Очень они от нас отличаются внешне.

— Олег Николаевич, ведь я — гуран. Посмотрите внимательно на меня — чуть-чуть грима, и меня от маньчжурца не отличить.

— Я уже думал над этим. В будущем может пригодиться.

Вечером в общей гостиной появились господа Покотилов, Бринер и Мёллендорф, изрядно навеселе, обмывали, если правильно Ивашников понял их реплики, у посланника сделку. Все трое были оживлены сверх меры, щедры и разговорчивы. Бринер велел принести дюжину шампанского и просил присутствующих выпить за его удачу. Потом он пустился в воспоминания, а Мёллендорф, хорошо понимавший по-русски, но говорить не осмеливавшийся, так как путал падежи и склонения, чем вызывал если и не смех, то улыбки слушателей, кивал и повторял: так, так, так…

— Впервые побывал я в Корее в восемьдесят третьем году. В Чемульпо на том месте, где сейчас стоит здание таможни, тогда размещался форт из шестнадцати пушек, да в деревянном балагане жили служащие таможни и прочие европейцы. Таможня находилась в маленькой корейской фанзе, а порт Чемульпо представлял собою скорее какой-то лагерь хищников-золотопромышленников, типа клондайкского, чем единственный открытый для европейцев порт Кореи. Почему я сказал — хищников-золотопромышленников? Да потому, что наводнившие тогда Корею европейцы думали, что золота здесь — куры не клюют. Некоторые служащие таможни открыто заявляли, что твердо рассчитывают разбогатеть за счет глупости корейцев. Еще свежа была в памяти экспедиция за «золотым руном», предпринятая греческим монахом-расстригой в конце семидесятых. Организовал он ее неплохо — зафрахтовал пароход, набрал и вооружил шайку разбойников из разных представителей «босой команды» европейцев азиатского Дальнего Востока. Целью этой экспедиции был поиск сокровищ древних королей Кореи. Монах-расстрига утверждал, что знает из достоверных источников, что в старые времена королей хоронили в золотых гробах, наполненных драгоценными камнями. Эта экспедиция за «золотым руном» окончилась, как и следовало ожидать, бесславно. Захоронений они не нашли и, обнищав окончательно, после целого ряда стычек с местным населением ухитрились утащить у них одного теленка, пару коз, да дюжину куриц. Потом в Пхеньяне они взяли немного плохонького угля и с позором вернулись в Шанхай.

При упоминании о сокровищах глаза у слушателей разгорелись, и они о древних гробницах наслышаны были немало, и все переместились поближе к Бринеру. Он это заметил и, явно насмешничая, продолжил: