На дальних рубежах

Дорогу начали строить в середине апреля, дружно, сразу в нескольких местах и большим количеством народа. От причала Добровольного флота, что в бухте Золотой Рог, мимо Семеновского покоса, густо заставленного китайскими и корейскими фанзами, до Амурского залива скалу рубили крепко охраняемые каторжане, привезенные в Приморье с Сахалинской каторги. Дальше, от Куперовской пади до Первой речки копошились «контрактованные» Галецкого, Фомина и Каурова, а за ними до Второй речки трассу густо облепили солдаты строительных батальонов полковника Экстена.

У Андрейки сразу налились кровью и полопались мозоли на ладонях, пронзительной болью тянуло мышцы рук и плечи, ныли ступни и поясница. Короткая ночь не приносила отдыха и облегчения, тело болело так, что не удавалось уснуть. Первую неделю он ходил как в полусне. Не поддерживай его Данила Буяный словом, шуткой, сменой работы, не выдержал бы Андрей. Но Данила велел держаться рядом. Видя, что пальцы Андрея разжимаются, не держат кайло или лопату, гонял к морю ополоснуться, или к пади с котелком за питьевой водой, или камни крупные отбрасывать, или тачку с грунтом катать, или костерок угасающий пошевелить, да мало ли… А потом немного втянулся Андрей в работу, и стало легче. Одно плохо — постоянно подводило пузо. Есть все время хотелось неимоверно. И мысли только вокруг еды вертелись. До того он изголодался, что стал покупать по копеечке у китайцев то краба, то ракушек жареных-вареных, устриц, мидий, гребешков, то трепанга, восьминога однажды, спрута, гада морского не побрезговал. А глаза все голодными были, пищу выискивали. Данила же зубы сквозь бороду черную скалил: «Растешь, хлопец, сил набираешься».

Его народ уважал и слушался. Да и он не спешил с решениями — выслушает всех внимательно, прикинет, что к чему, лишь потом и присоветует. Уж на что Кириллович-десятник, саперному делу обученный в армии, и тот сущим слабаком против Данилы выглядел. И какое дерево на черенки выбрать, и как кайло, лопату, топор насадить, и как скалу рубить, землю рыть, тачку груженую катать — все знал, все умел Данила Буяный. Это лишь по незнанию кажется, что дело плевое — тачку катать. А кто пробовал, да изо дня в день, чтобы груза более, а силу сберечь, тот знает, что это искусство целое. И опыт нужен и подсказка добрая. А топорище, скажем, черенок к кайлу, лопате выбрать? Ого — тут все важно: и порода дерева, чтобы ладони не отбивало, и изгиб, чтобы держать инструмент удобно было, уставал меньше, и длина, чтобы по росту… Балласт, грунт для насыпей, присоветовал козырьком брать. Не ямы рыть, наверх тачками катать, или, как китайцы с корейцами, мелкими сетками, корзинами заплечными таскать, а откос сопки или оврага подрывать, наподобие грота или пещеры. Как глубокую полость выберешь, ну давай козырек рушить. Тут уж норовили, чтобы если и не с горки тачки катать, то хоть по месту ровному, только доску или горбыль под колесо брось — тачка сама летит, лишь придерживай. Но и дюже рискованно было — полость выбираешь, уши на макуше торчком держи, чтобы нёбо на тебя не рухнуло — насмерть придавит.

Дорога быстро пошла. Все сразу делали. И скалу рубили, и насыпь отсыпали, шпалы укладывали, рельсы свинчивали, костыли забивали… За месяц, к середине мая, глазам своим не поверили — добрые три версты готовы были. И далее, до Второй речки, только рельсы уложить. Тут весть пришла — царевич едет, дорогу закладывать будет. Чего-то ее закладывать, когда она уже полным ходом строится?

Накормили в тот день их чуток получше, кашу коровьим маслом заправили. Велели рубахи праздничные надеть, хари, как Кириллович-десятник выразился, умыть почище, усы-бороды подрезать, да не сверкать дырами. Вдоль дороги за войском и полицией выстроили, изображать народ ликующий. Как раз на их участке, в Куперовской пади, у рельса последнего, елок, вчера нарубленных, в землю для красы повтыкали, шнур золотой натянули, чтобы народ любопытный верноподданный не лез царевичу под ноги, жандармов часто с саблями поставили и моряков военных, порядка для. К полудню, крепко выспамшись, подкатило высокое начальство в мундирах парадных, в орденах, галунами золотыми обшитое.

Данила Буяный толкнул Андрея локтем в бок и говорит:

— Смотри, вон тот, хлюст прыщеватый, с ногами тонкими в блестящих сапожках, и есть царевич Николай. А рядом с ним королевич греческий. Вот они-то и есть пауки главные, кровь из народа сосущие. А наши подрядчики Кауровы, Фомины, Дунаевы, Поповы и Кирилловичи — десятник — так, клещи мелкие. От них просто будет избавиться. А вон те присосались — не выдерешь.

Андрей от него чуть в сторону не шарахнулся. Это про царевича-то, царя завтрашнего. А у Данилы глаза презлые, рот сжат в тонкую ниточку. Стой, говорит, дурашка. Мы вон как работаем, руки-ноги все побиты, а с животом голодным ходим, дырами светимся, в лачугах живем. Они же всю жизнь палец о палец не ударят, по заграницам катаются, во дворцах живут, не водку горькую, вино-шампанское дуют стаканами, сардинами в жестянках закусывают…