На Дедиловском направлении. Великая Отечественная война на территории Киреевского района

До этого, когда шли бои мы спасались, там где сейчас плотина на реке Шивороне, уходили. Семья была многодетная, дети были маленькие. Потом бои затихли, мы вернулись домой и решили всех выгнать а потом уйти. Мы только вошли в дом вдруг, дзинь по окнам, подъехали несколько бронетранспортёров танк, открыли двери дома и нас начали вышвыривать из дома. Сказали, чтобы мы шли в дом напротив, сказали, что его трогать не будем, идите все туда. Дом тот был кирпичный, а пристройка деревянная, крыша соломенная. Мы пошли туда и потащили туда своих раненых. А с ними были наши военнопленные, они стали сразу печку топить, самовар разводить, солому таскать, кур резать, поросят, гусей. В дом, куда мы пришли сошлось много людей. Была одна женщина на последнем месяце беременности. Потом кто-то вышел один и говорит, «Ребят, а мы горим». Мы оттуда начали выпрыгивать, кто в окна, кто, в двери, кто через двор. Получилось так что в доме остались я да наш раненый Афонин и он просил его вытащить, пусть убьют, а так заживо сгорю. Был там дядь Данила, у него одна рука от рождения была сухая, однорукий одним словом. Я в него вцепилась и говорю ему давай вытащим, давай вытащим, а дом вовсю горит, крыша вот-вот рухнет. Ну мы его вытащили. Положили его на плащ палатку и я попросила оттащить его подальше от дома. Дядь Данила вдруг убежал, оказывается в нас немец целился, а он увидел и убежал и мне ничего не сказал. Я его оттащила Афонина, стою около него и под голову ему подушечку подсовываю, и вдруг у меня из подушки перья посыпались, а Афонина из груди вдруг показались внутренности, наш боец глаза раскрыл и готов, я соображаю, что сейчас в меня стрелять будет и я упала на Афонина. Сколько лежала я не знаю. Очнулась вижу по селу скачут конники на белых конях, наши нас освобождали, село уже сгорело. Из дома мы ничего вытащить не смогли, всё сгорело, но у меня был с собой комсомольский билет зашит в одежду, как мы с окопов выходили, так он у меня и остался зашитым в курточке. Когда мой брат подошёл к дому, дом уже горел, а на улице стоял наш самовар и кипятился, видимо немцы его поставили, а чаю попить не успели, мой брат взял его и держит, подлетел немец, ударил его в голову, схватил самовар и бросил его в огонь, потом мы от него только слиток меди нашли. Наши раненые увидели, что немцы расстреливают наших раненых, человек 12–13 поддерживая друг друга пошли задами к Григорию Чекмазову по Котовке, у него там на огороде погреб был и они там спрятались. Один немец это увидел, пошёл туда и бросил туда гранату. Один наш красноармеец его дядя Гриша звали у входа как стоял, так и остался стоять, обхватив руками столб. Потом он их из подвала вытаскивал по одному, все погибли.

В новой школе был сначала наш штаб, а потом немецкий, а потом немецкий госпиталь, раненых туда из-под Тулы привозили, при отступлении они нашу школу взорвали, мы бегали, смотрели. А в деревянной школе был наш госпиталь, с ними были фельдшера мужчины. Когда немцы пришли они ничего не давали нашим раненым и помогать им не разрешали. Наш разведчик пробрался в школу, посмотреть в каких условиях наши раненые находятся, они лежали во всех классах на двух этажах вплотную, а назад его не выпускали, так он выпрыгнул со второго этажа школы и ушёл. Командиром у них был Максимцов Михаил Данилович, он прислал после войны фотографию этого разведчика и письмо. Он написал, что в таких напряжённых боях, которые были под Дедиловым, он в таких боях не участвовал и что он чудом остался в живых.

Мы подростки, особенно девушки, старались одеваться по старчески, в длинные материнские юбки, мазались сапухой. И то я чуть не попала в историю. Черпаю воду в колодце, подошёл немец, достаёт из рюкзака голубой шёлк и предлагает. Нас трое девчонок было. Я взяла этот шёлк и показываю что вас нужно удавить этим материалом, награбленное. А он, партизан, партизан. Нет говорю в нашем доме штаб и офицеры живут и на дом показываю, меня командир за водой послал.

Мой брат Николай Ильич Тихонов, ему тогда было 17 лет. Немецкая кухня был сзади нашего дома, где потом Никита Бессонов жил. Он и ещё несколько человек ребят привлекли немцы работать на кухню, когда их спрашивали имена, они назвались вымышленными именами. Дрова таскать и рубить, котлы мыть. Потом кто-то из ребят бросил в котёл с супом яду, и немецкие офицеры потравились, двое-трое умерли. Был большой переполох, начали искать, имена-то вымышленные, так и не нашли, а ребята ушли в другие деревни к родственникам от греха подальше. Потом когда наши пришли эти ребята все ушли добровольцами в армию.

При отступлении немцы жгли дома и все колодцы были отравлены. Один дом только не сожгли, там был склад артиллерийских снарядов. Когда немцы отступили много немцев по дороге на Жилую погибших лежало. У Жилой стоял подбитый танк, командир танка так в люке и сидел, ему полголовы снесло, так он и остался. Потом когда ребятишки в этот танк залезли, там было много разных вещей гражданских награблено.