В оккупации дома были я да мама. Да той оккупации то было меньше месяца. Сначала у нас стояли чисто немцы и они у нас не творили чудес. Только у одних взяли тёлку, зарезали у Чукаевых на верху, не у твоих, а там дальше. Зарезали её на нашем огороде и разделали. Хозяева узнали, пришли ну забрали что осталось, ножки да рожки, требуху. Немцы взяли только мясо. За нашим домом стояла немецкая машина с продуктами, так что питались они хорошо. В нашем доме стояли три немца. У них всё своё было, мясо, колбаса. Однажды я делаю болтушку из отрубей, картофельных очисток. Подходит немец и спрашивает, это что такое? Я говорю, еда. Он посмотрел и говорит, это есть нельзя, опасно. Взял кастрюлю и вылил содержимое в поганое ведро. Принёс продуктов, крупа, мясные консервы, макароны мы их долго ели.
Тут как то слышим сильный взрыв. Это взорвалась бомба на выходе из Хрущевки, наши бомбили. Воронка такая огромная была. Немцы тут в нашем доме всколыхнулись, после взрыва, на улицу выбежали. На столе оставили пол-литра, бутылка с ромом. Алексей подошел посмотрел, но пить не стал. Когда немцы вернулись, они внимательно смотрели отпито или нет. Они боялись как бы их не отравили. Перед самым отступлением пришли финны. Голодные и злые. Приехали на грузовике в наш дом заселилось 9 человек. Начали везде искать продукты. Я полная такая была, они на меня смотрят и спрашивают мясо, яйца, а я им говорю у нас ничего нет, мы бедные. А чего такая полная. Расстелили плащ-палатку. Картошку наварили сами, чай кипятили сами. Нам ничего не доверили. Соломы натаскали. Сварили картошку, почистили, каждому может по 2–3 картошки досталось и по маленькой буханочке хлеба. Они хлеб разрезали, на ломтик сырку, маслица, картошку не знаю с чем они ели, а хлеб с чаем пили. На комоде стоял наш будильник, они его завели, а когда уходили будильник забрали с собой.
Потом пришли поджигатели, немцы. Они наш дом зажигали раза 3, наш дом был крыт соломой, а она мокрая, слежалая, они поджигают, а солома не горит поливают бензином, бензин сгорит, а солома не горит. Внутри дома зажигали, опять не горит, зажгли на печке солому, мы были в подвале, Алексей был в поле с Андрей Петровичем. Когда Дедлово горело, Жилая горела, наши тут пришли. Наши пришли, с Покровки били, вот только тогда поджигатели ушли из деревни. Наш дом всё-таки загорелся, я заливала, Ноги у меня горят, мама воду носила из заводок. Пока она принесёт, я горящие ветки с подвала сбрасывала, что бы хоть подвал сохранить. Когда мы подвал потушили, дома у печки сгорел потолок и у трубы сильно дымилось. Я снежком, снежком и погасила всё.
Во время наступления немцев мы в Медвенку ходили спасаться. Когда немцы отступали то поджигали всё, мы видели как горело Дедлово, одна команда поджигателей осталась там, потом и к нам пришли всё поджигать начали. Все стали из домов всё выносить на огород, солому вынесли и на неё всё складывали, затем соломой накрыли. Своего то мало чего было, больше чужое, Николай свои вещи, Шура свои вещи, всё в деревню, думали в деревне лучше спасётся. А деревня наоборот больше попала, чем Тула. После этого я выкопала яму и всё закопали в яму. Только немцы отступили, я свои вещи достала и на печку, а тут финны пришли.
В 41 году я в колхозе работала, а потом через райком комсомола меня в райисполком забрали работать в Киреевск. Сперва я работала на Молокозаводе завхозом, который располагался в доме в Жилой напротив Марфуши, в нём ещё Родин Вася жил и его брат Митя. Они все разъехались, а дом остался.
На фотографии (выпуск Дедиловской школы 1937 г.) вот это Вася Родин, Фетисов– учитель по русскому языку, Попов Николай Михайлович физик, когда я работала начальником контрольно-учётного бюро, в войну, он приходил ко мне подписывать карточки на продукты хлеб, сахар. Потом он погиб на войне. Чуйко, это новые, преподаватель труда. Ионова – преподаватель биологии. Салтыков – географ, Пронин – директор. Тетерина Шура жила где магазин был в Жилой, Куприн Алексей Николаевич – понятно. Аршинова Рита в Пушкарях жила девушка. Это Марья Романовна Лепёхина. Это Марья Ивановна Лепёхина – моя подружка, мы через дорогу жили. Рыбин, Дранницын – это Дедиловские, я их особенно и не знала. Нюра Лепёхина (Монякины) жила у Заводок при входе в Жилую со стороны Дедилова. Чукаев это рядом с вашим домом справа, этот дом потом Неждановы купили. Вот этот Чукаев сгорел в своём доме, когда немцы отступали и Жилую поджигали. (А до этого он прятался у нас в доме и когда немцы входили в Жилую, то бросили к нам в окно гранату, он прикрылся моей матерью Чукаевой(Лепёхиной) Марьей Андреевной, 16 летней девушкой).