На день погребения моего (ЛП)

  —   Но если цена будет достаточно высока,   — задумчиво сказал Рэндольф,   — мы определенно превратимся в выдающихся воров.

 Уик-энд увольнительной в Нуово-Риальто выдался примечательный. Как оказалось, судно пришвартовали на причале, принадлежавшем перевозчику арыка, из-за чего многих моряков каждое утро находили полупарализованными, у них больше не было сил гнаться за развлечениями, их комплекты «Гипопс» жужжали в Режиме ненагруженного резерва. Докладывали, что некоторых членов экипажа подстерегли песчаные блохи, каждое утро в лазарет выстраивались очереди, ветвящиеся по коридорам и лестницам аж до помещений Вязкости. Некоторые, по-видимому, пережив приставания, не докладывали о них вовсе. Квартердек был свидетелем сцен поношений и обливаний грязью, попыток провезти контрабанду, провалившихся и удачных, романтических мелодрам, поскольку более безрассудные члены экипажа открыли для себя нетривиальное очарование венето-уйгурских женщин, об эмоциональном непостоянстве которых в Подпустынной Службе ходили легенды. Когда, наконец, пришло время поднять швартовы, 2 процента членов экипажа   — средний показатель для таких ситуаций   — объявили о своих планах остаться здесь и жениться. Капитан Тоудфлекс отнесся к этому с хладнокровием старого вояки региона, рассчитав, что большинство из них вернутся, когда он снова будет проплывать через город в конце путешествия.

   —  Женитьба или подпесочный долг,   —  покивал он головой с какой-то мировой скорбью.   —  Ну и выбор!

Пока подпустынный фрегат Его Величества «Саксаул» с беззаботным жужжанием пересекал дно пустыни от одного палеовенецианского оазиса к другому   —  Марко Кверини, Терренаскондите, Поццо-сан-Вито   —  его экипаж продолжал притворяться, что поиск нефти наиболее удален от их планов. Вскоре Рэндольф был просто на всю пропалую одержим петрогеологическими вахтенными журналами, о которых упоминали Лайл и Леонард: насколько ему было известно, они хранились среди сокровенных документов с подробным описанием миссии в сейфе в каюте капитана Тоудфлекса. Рэндольф становился всё более неуравновешенным и попросил совета у Дерби Сосунка.

  — Я как Юрисконсульт,   —  сказал Дерби,   — точно не знаю, насколько преданы им мы должны быть, особенно учитывая, как много они от нас утаивают. Сам я предпочел бы опцию «медвежатник»   —  не существует сейфа, который не смог бы взорвать Заднелет, обратись к нему.

Таким образом, хотя, как он потом утверждал, он на самом деле не планировал красть или без разрешения рассматривать документы, настал тот самый неловкий момент, когда К. Зейн Тоудфлекс зашел в свою каюту во время ночной вахты и застал там Рэндольфа, глазеющего на сейф, а при нем   — несколько динамитных шашек и детонаторы.

С этого момента до отъезда мальчиков отряд корабельной полиции круглосуточно дежурил у каюты Тоудфлекса. Когда они наконец всплыли возле огороженного лагеря, где стояло на якоре «Беспокойство», прощание было очень скупым.

Мальчики вернулись на «Беспокойство» и увидели, что кладовые опустошены, за палубами нет присмотра, все гуркские стрелки исчезли, «Отозваны по срочному делу», как сообщалось в записке, которую оставили в каюте Рэндольфа, охрана судна полностью возложена на Пугнакса. Хотя чувство виляющей хвостом благодарности, повсеместно выражаемое представителями его племени, редко наблюдалось у Пугнакса, сегодня он был явно на седьмом небе от счастья, увидев мальчиков снова. «Ррррфффрррфррфрррррррфффффффрррр!   — воскликнул он, мальчики расшифровали это как «Я не спал и благословенных два часа с тех пор, как вы, парни, уехали!». Майлз отправился прямо на камбуз, и неожиданно перед Пугнаксом появилась роскошная «поляна», включавшая такие блюда как Консоме Империаль, Тимбаль де Суприм де Воляй, Гиго Гриль а ля Соус Пикант и баклажаны под Соусом Муслин. Винный погреб гуркские стрелки не очень-то благоразумно перевернули вверх дном, но Майлзу удалось найти «Пуйи-Фюиссе» 1900 года и «Грав» 1898-го, снискавшие одобрение Пугнакса, он принялся за еду и вскоре уснул.

В тот вечер «Беспокойство» парило над безбрежной и безмолвной пустыней, а Чик и Дерби прогуливались по верхней палубе и смотрели вниз на круговой волновой фронт на песке, на который упал свет заходящего под низким углом солнца, уплывавшего куда-то к пределам неизведанных краев. Майлз присоединился к ним и вскоре начал один из своих экстратемпоральных экскурсов.

— Что бы ни произошло, — сообщил он по возвращении, — оно начнется здесь, с таким количеством кавалерии, какое не видел никто из живых, и, вероятно, никто из мертвых тоже, конный потоп разольется до горизонта, ударят с флангов, как дикая поросль, освещаемые молниями бессчетные полки, вырастающие из варева самой сути пустыни и степи. И всё это воплощение и резня будет происходить в тишине, огромный убойный цех планетарных масштабов, поглощающий шум ветра, звон стали, стук копыт, ржание множества лошадей и человеческие крики.