На день погребения моего (ЛП)

—  На этом? Просто одолжил на вечер. Дело в том, что...

Седобородый тип в двуколке преследовал их вниз по улице, кажется, уже некоторое время, и взволнованно кричал.

 — Молот Ада, — проворчал Преподобный. — Я знаю, он выбрал неверный путь.

— Это слово «Анархистский» на лобовом стекле, — вдруг вспомнил Фрэнк, — выглядит так, словно кто-то написал его от руки с какой-то жестокостью, даже, скажем так, с ненавистью.

— Иеффай управляет этим придорожным ранчо для святош в Черри-Крик, и так он собирает свою паству. Я думал, что он сегодня уехал, так что я... Всё в порядке, Джефф! — замедляя ход. — Не стреляй!

  — Эти души принадлежат мне, Мосс.

  — А кто выполнял всю работу? Я буду брать по пятьдесят центов с носа.

  — Быть мне расстригой, если тебе причитается больше двадцати пяти.

  — Сорок, — сказал Мосс Гэтлин.

   Пассажиры посмотрели на него с интересом.

  — Преподобный? — удивился Фрэнк. — Мои религиозные воззрения...

  — Мы можем обсудить это позже?

Они приехали на трамвайчике к Перевалу и перешли на узкоколейку, Преподобный рассказывал истории про Вебба, некоторые из них Фрэнк знал, о других догадывался, а некоторые были для него новостью.

—  Иногда, — признался Фрэнк, — у меня возникает странное отношение к Слоуту. Это должен быть другой, папа был не тем человеком, из-за которого Слоут начал бы действовать самостоятельно.

— Слоут был предателем своего класса, Фрэнк, он наихудшим образом подыгрывал плутократам, ты оказал нам всем услугу, возможно, самому Слоуту даже больше, чем всем остальным. Это если ты о нем переживаешь. Он не попадет в Анархистский Рай, но куда бы он ни попал, это будет полезно для его души.

  — В Рай Плутократов?

  — Я не удивился бы.

Высадившись в Крипл-Крик, Фрэнк увидел, каким заброшенным и побитым осталось поле недавней битвы. Владельцы шахт, несомненно, победили. Профсоюз стал невидимым, если он тут был вообще, хотя для Мосса Гэтлина всё выглядело так, словно они уехали и оставили безработных воинов без работы, так что они начнут низкопоклонствовать, чтобы их приняли на работу снова, хотя бы навальщиками, или, скорее всего, уедут в другой город. Повсюду были штрейкбрехеры в своих специфических южнославянских вязаных шапках. Охранники лагеря топали по улицам, теперь принадлежавшим им, хватали иностранцев, которые, как им было известно, не говорили по-английски, и арестовывали, проверяя общий уровень покорности в городе.

— Моя миссия, — кивком он как-то указал на всё находившееся вне смены население. — Эти австрийские мальчуганы, сейчас кажущиеся такими учтивыми и покладистыми, однажды превратятся в мстительных призраков и наводнят Колорадо — это закон, универсальный, как закон Гравитации, и неумолимый, потому что сегодняшний штрейкбрехер — это завтрашний забастовщик. Никакой мистики. Просто то, что происходит. Смотри — и увидишь.

  — Где вы остановитесь, Преподобный?

—  Нигде, и завтра ночью тоже. Это всё упрощает. А для тебя — тот дом через дорогу, говорят, довольно неплох. Если тебе не нужен отель «Националь» или что-то вроде того.

 — Я еще с вами увижусь?

— Когда тебе это будет нужно. Всё остальное время я буду невидим. Будь осторожен, Фрэнк. Передай привет маме.

Фрэнк получил комнату, забрел в салун «Старый Йеллостоун», начал пить, купил бутылку с собой в номер, вскоре стал пьяным и несчастным и впал в апатию, из которой его иногда выводили посреди ночи громкие крики из соседней комнаты.

— С вами там всё в порядке?

 К стене прижался мальчик лет пятнадцати с округлившимися глазами.

 —  Конечно, просто воюю с клопами.

  Он энергично вращал бровями и делал вид, что размахивает хлыстом:

—   Назад! Назад, кому говорю!

   Фрэнк достал кисет и сигаретную бумагу.

  — Ты куришь?

 — В основном гаванские сигары, но, думаю, не откажусь от одной из этих штуковин, которые вы сворачиваете.

Они некоторое время курили. Юлиус — так звали мальчика — приехал сюда из Нью-Йорка в рамках песенно-танцевально-комедийного турне по стране. Когда они приехали в Денвер, ведущая актриса забрала все их гонорары и ускакала в ночь.

— Хозяйка этого дома дружит с мистером Арчером, так что я вожу здесь его бакалейный фургон.

—  Видимо, эта компашка доставляет тебе неприятности?

 — Только когда я пытаюсь уснуть, — мальчик сделал вид, что дико озирается, его глаза вращались с невероятной скоростью. — Это старое проклятие шоу-бизнеса, видите ли. Вы хотите работать, о чем бы они вас ни попросили, вы отвечаете «да». Мне хватило безумия сказать мистеру Арчеру, что я умею водить фургон. Я до сих пор не знаю, как это делается, и теперь действительно сошел с ума.

— Здешние лошади хорошо запоминают дорогу. Готов биться об заклад, что твои могут дойти до Виктор и обратно без чьего-либо управления.

 —  Отлично, я избавлен от уймы работы во время следующей поездки.

—  Почему бы не узнать, не может ли он поручить тебе что-то другое?

—  Мне нужны деньги. Достаточно денег для того, чтобы вернуться как-то на старую добрую Восточную Девяносто-третью улицу.

 — Далеко же от дома ты забрался.

 — Достаточно далеко. А ты?